Продолжение, если и должно было быть, то не сразу.
— Хадж! — позвал громко.
И пяти секунд не прошло, а на кухне вновь появился водитель внедорожника. Застыл у порога.
— Бумаги принеси, — приказал ему Амир.
Тот кивнул и испарился. А ещё через секунд десять рядом со мной легли какие-то документы. Рассмотреть не успела.
— Соглашение о разводе, — услужливо пояснил аль-Алаби. — Ты его подпишешь. И кольца свои обручальные вернёшь. А потом забудешь про свою месть. Позвонишь своей няне. Скажешь ей, чтоб ехала в аэропорт, а затем ждала нас там. И тогда… — улыбнулся, а улыбка приобрела вдруг зловещий оттенок.
Договаривать он не спешил. Опять ко мне опасно близко склонился. Его дыхание задело мою щёку, а я невольно содрогнулась, отчаянно борясь со всё больше возрастающим желанием воткнуть нож в его сонную артерию.
— И тогда… — вновь заговорил он тихо-тихо. — Я отвезу тебя к твоему отцу. А ты поедешь со мной добровольно. Более того, умолять будешь. Чтобы взял с собой. И да, это тоже не будет казаться тебе унизительным. Как тогда… Уверен, тебе почти понравится. Мне — так точно, — закончил практически угрозой.
И всё бы ничего.
Психи — они же неуравновешенные…
Какой бред только им в голову не приходит.
Однако…
— Отвезёшь меня к отцу? — то ли действительно вслух произнесла, то ли хватило сил лишь подумать.
Зловещая улыбка Амира засияла с особой степенью садизма.
— Всё верно, дочь посла. Посол жив. И я отвезу тебя к нему. Если будешь очень примерной и хорошей девочкой. Моей.
Он всё ещё улыбался. А я смотрела на него, и никак не могла понять, что это… новая степень издевательства надо мной? Наказание? Жалкая ложь в очередной попытке шантажа. Или…
— Ты больной? — сорвалось с губ продолжением мысли.
Ведь этого не может быть!
Я держала в руках урну с прахом, которую привезла Ясмина. Я помню всю ту свору адвокатов, что представили мне наследство. Я…
— Ничего не понимаю, — произнесла опять вслух, хотя скорее с самой собой разговор вела, нежели в самом деле ждала ответа.
Тем более, что Амир так и не сказал ничего. Зато достал из кармана свой телефон. Совсем не утруждался в спешке, пока набирал чей-то номер по видеосвязи. Немного погодя, после того, как абонент принял вызов, и вовсе вручил тот мне.
— Азат, — произнёс он, предварительно поздоровавшись с видимым почтением в лучших традициях своей национальности. — Устрой нам экскурсию. В подвал, — выделил, словно то было каким-то шифром.
Иного не потребовалось. Арабская речь сменилась тихими шагами. Картинка на экране сменилась. Фронтальная камера переключилась на основную. Тот, к кому обращался Амир, безмолвно шёл по пустым и узким, хранящим полумрак коридорам, с низкими потолками. Довольно долго. На несколько секунд экран ослепила солнечная вспышка — мужчина вышел на улицу. И тут же свернул к ступенькам, спускаясь вниз. Там было ещё темнее. Тусклый свет от масляных ламп на стенах едва ли хотя бы мало-мальски освещал пространство, скорее просто мерцал грязно-жёлтыми пятнами в каменных нишах, мелькающих по бокам от идущего. В конце пути — грузная деревянная дверь, обитая железом, со здоровенным наружным засовом. Я такие в погребах видела. В очень-очень старых домах. Подобное — редкость: скрипучие, неудобные, рассохшиеся от времени, часто заедающие. Вот и сейчас мужчина, отодвинув затвор, дёрнул за специальное кольцо несколько раз, прежде чем дверь поддалась с противным скрежетом. За дверью — и вовсе кромешная темнота.
Секунды три…
Щелчок.
Узко направленный луч фонаря ударил в дальний угол, сместился левее, обрисовал сгорбившийся силуэт. Порванный, весь перепачканный пиджак обтягивал ссутулившиеся плечи. Лица не видно. Колени в дырявых брюках согнуты, подтянуты и прижаты, обхвачены руками. Голова опущена.
И всё равно…
— П-папа, — мой голос дрогнул, предательски охрип, меня саму словно порывом ветра швырнуло ближе к телефону.
Чтобы разглядеть лучше. Удостовериться.
Хотя незачем.
Я узнала бы его из тысячи подобных…
— Папа! — выкрикнула уже громче.
Он услышал. Вскинул голову. Тогда-то я и сумела рассмотреть до боли знакомые и родные черты: давно небритый, лохматый, с залёгшими под глазами синяками, отец сильно похудел, и даже подняться на ноги, едва попытался, не смог. Упал.
— Дочка? — донеслось до меня слабым голосом.
Снова поднялся. На этот раз — на колени. Покачнулся. Опять упал.
— Да, папочка, это я! Папа! Я… — не договорила.
— Дочка, не смей! Слышишь?! — выкрикнул в ответ отец. — Не смей! Что бы они тебе не обещали, не смей, слышишь?!
Слышу…
И не слушаю.
В ушах зашумело. К горлу подкатила тошнота. Разум предательски разлетелся на миллионы осколков чистой боли. Каждый из них вонзился мне в голову — нисколько не меньшей, возвращающейся во сто крат сильнее. Я не собиралась быть слабой, поддаваться ей. Но слёзы застилали глаза, обожгли и покатились по щекам. Я вцепилась в телефон изо всех сил, когда Амир попытался его отобрать и вернуть себе.
— Дочка! Ты слышишь мен… — оборвалось.
Не только его голос. Сердце моё оборвалось. Скатилось куда-то в самую глубину грудной клетки. Словно исчезло. Перестало биться и существовать. Ничего не слышала я больше. Даже то отчаяние, с которым выкрикнула:
— Нет! Верни! Верни мне его!
Кажется, Амир что-то тоже говорил. Не разбирала. Да и не хотела воспринимать. Билась и вырывалась в капкане его хватки, даже после того, как свой гаджет он всё-таки отвоевал, опять скрутил меня, отобрал нож, вышвырнув его куда-то в сторону.
— Нет! Исчадие ты ада! Верни мне его! Верни! — ещё долго барахталась в плену своего отчаяния и безысходности.
Пришла в себя тоже далеко не сразу…
— Сперва ты подпишешь соглашение о разводе, — напомнил об условии грядущей сделки Амир, который, в отличие от меня, теперь был чрезвычайно спокоен, хотя так и не отпустил, нашёптывая на ухо, по-прежнему крепко сжимая обеими руками.
Кто бы знал, чего мне стоило собрать себя воедино.
Или хотя бы подобие того…
Толкнула его.
Пространства особо больше не стало, но сумела дотянуться до бумаг, о которых он говорил. Подписала, особо не вникая. И да, кольца тоже сняла. Металл соскользнул с безымянного легко, почти полностью. Но не до конца.
— Вы накормите его. И позволите умыться. Будете обращаться с ним, как подобает. Не как с пленником. Переселите в другое место, — произнесла не своим голосом.
Слишком уж жалко он звучал. Впрочем, Амиру было всё равно. На его губах снова растянулась та самая садисткая улыбочка, от которой у меня кровь в жилах стыла.
