Я вылезла из постели, чтобы на цыпочках сбежать из комнаты, но тут до меня снова донесся тот же звук. Казалось, что-то кидают в окно. Так что я подползла к окну, чтобы меня не было видно, и заглянула в щелку между рулонной шторой и стенкой.
Тут снова раздался тот же звук! Кучка песка или камешков ударилась в стекло. Кто-то стоял внизу на нашем газоне. Сон как рукой сняло, я открыла балконную дверь.
– Орест, что ты тут делаешь? – спросила я шепотом.
– Я догадался! – ответил он радостным шепотом.
Вид у него был абсолютно счастливый. Он стоял под дождем, взъерошенный и без куртки, буквально подпрыгивая на месте от нетерпения.
Я не смогла сдержать смех.
– Что такое? Почему ты смеешься? – спросил Орест. Он попытался приплющить всклокоченные волосы и перестал подпрыгивать.
Ответить я не могла, потому что не знала, что сказать. Ботаник, помешанный на поездах, подпрыгивал под моим окном! Мне стало очень смешно.
Потом я тихонько отправилась в прихожую и впустила Ореста. Мы долго сидели у меня в комнате, пока он шепотом рассказывал мне, до чего додумался.
Записки Ореста: ПИШУЩАЯ МАШИНКА
Первая пишущая машинка была изобретена в XVIII веке Генри Миллом. Но настоящее распространение машинки получили только в конце XIX века.
РЕМИНГТОН2
Американская модель – первая, которую стали продавать массово.
У машинки есть клавиатура, на клавишах которой написаны буквы. Каждая клавиша соединена с рычагом, у которого на конце металлический штамп с этой буквой.
Наверху у машинки валики, между которыми вставляется бумага. А вдоль валиков натянута чернильная лента.
Когда нажимают на клавишу, ее рычаг ударяет своим штампом по чернильной ленте и прижимает ее к бумаге, так что отпечатывается буква. С каждой буквой валик чуть-чуть сдвигается, так что следующая буква отпечатывается уже на чистом месте.
Буквы на клавиатуре стоят не по алфавиту, а в определенном порядке. Этот порядок придумали в 1867 году, чтобы решить главную проблему пишущих машинок – рычаги цеплялись друг за друга, если печатали слишком быстро.
У современных компьютеров нет ни рычагов, ни штампов, но раскладка клавиатуры выглядит так же.
Если взять ключ НИЪТГЪШЬЛГ3ЪО и набрать его, НО со сдвигом на один шаг влево на клавиатуре, то получится ЕМХИНХГТОН2ХР.
«Последняя должна стать первой», – сказал Аксель.
Тогда получается РЕМХИНХГТОН2Х.
И еще Аксель сказал: «Все неизвестные прочь». Неизвестное в математике обычно обозначают буквой «икс». Уберем все «х». Получается «Ремингтон2».
Теперь мы владеем шифром!
А теперь проделаем то же самое с зашифрованным текстом.
ЛОЪНГБЖЪКЮПЪДНГЪМИПГПЪ..ХЕ
Сдвигаем на один шаг на клавиатуре:
ОРХЕНЬДХУБАХЛЕНХСМАНАХЮЮЗК.
Переставляем последнюю букву в начало:
КОРХЕНЬДХУБАХЛЕНСМАНАХЮЮЗ.
Убираем все «х» – Кореньдубаленсманаююз.
Решение – корень дуба ленсмана ююз!
Он очень умен, этот Орест!
Но оставался еще один вопрос: что означает «Корень дуба ленсмана
[9] ююз»? Зачем Аксель послал нам такую непонятную подсказку? И что с ней теперь делать?
Но что бы мы ни планировали, это подождет до завтра. Я отключилась, наверное, еще до того, как Орест перешел через улицу.
20
Во вторник был самый обычный школьный день. То есть я так думала.
– Орест и Малин, – сказала учительница перед первой переменой. – Вы не могли бы задержаться?
Это еще что такое? Я медленно сложила в рюкзак учебник и тетрадку по математике, пока все остальные толпой вываливались в коридор. В классе сразу стало пусто и тихо. Остались только учительница, я и Орест.
– С вами хочет поговорить директриса, – сказала она. – Прямо сейчас.
– Зачем? – вырвалось у меня. Раньше меня никогда не вызывали к директрисе. Что ей от меня может быть нужно?
– Точно не знаю, – ответила учительница. – Но, думаю, ничего серьезного, – продолжила она и улыбнулась, пытаясь меня успокоить. Вероятно, вид у меня был встревоженный. Почему нельзя самому решать, как ты выглядишь, и по мне всегда заметно, что я думаю? Как бы мне хотелось быть похожей на Ореста – у него-то так и остался совершенно спокойный вид.
Он не проронил ни слова, пока мы шли по коридору в кабинет директрисы. Когда мы дошли, то увидели, что дверь приоткрыта. Мы переглянулись. Орест закашлялся.
– Входите, – прозвучало из кабинета.
Директриса сидела за столом светлого дерева и что- то писала. Браслеты у нее на руках слегка позвякивали.
– Садитесь, – сказала она, и мы уселись на стулья перед ее столом. Директриса положила ручку и убрала с лица прядь своих пышных волос – преувеличенно тщательно, отчего я сразу же занервничала еще больше. Затем она сморщила лицо, изобразив подобие улыбки. – Вчера вы ездили на экскурсию в Нэс, – медленно начала директриса. Мы кивнули, однако директриса и не ожидала никакого ответа. – Надеюсь, вам понравилось? – продолжала она без паузы. – Для нас очень важно включать в учебный план экскурсии для обеспечения достижения социальных, культурных и географических целей.
Она по-прежнему улыбалась, и я улыбнулась в ответ. Пока я ничего не поняла.
Директриса запахнулась в свою вязаную лиловую шаль и продолжала:
– Но дело в том, что вчера мне позвонила директор усадьбы Нэс. Она утверждает, что из собрания пропал один экспонат.
Пропал? Что это значит? Они думают, что мы что-то взяли?
– Старинная пишущая машинка. Черная с белыми буквами. Вы понимаете, о чём я говорю? Вы ее видели?
– Да-а, – выговорила я. Меня охватил страх. Опять. Почему каждый раз, когда взрослые разговаривают с тобой, возникает ощущение, что ты что-то сделал не так? Словно ты Ненадежный человек. – Она стояла на письменном столе, – продолжала я. – Но ведь она была огромная! Никто не мог вынести ее незаметно! Каким образом? Спрятать под куртку?
Директриса взглянула на меня серьезным взглядом. Я не могла смотреть ей в глаза и уставилась на деревянные бусины ее ожерелья, свисающие поверх шерстяной шали. От волнения я заговорила очень быстро:
– Ну да, она там была. Стояла, когда мы пришли, и осталась, когда мы уходили. Не то чтобы мы обратили внимание на старую пишущую машинку. Мы просто случайно ее заметили. Экскурсовод сказала…
