Итак, получалось, что почти одновременно оба персонажа, Лена и Костя, созрели для серьезной любви и, не признаваясь в этом самим себе, эту любовь искали. А поиск в этом деле очень часто зависит от его величества Случая. Нам происходящее с нами может казаться случаем, или же цепью случайностей, но это не что иное, как свершение предопределенности (закономерности) судьбы.
В конце февраля 1955 года в МГИМО организовали тематический вечер, посвященный 37-й годовщине Советской Армии. Как правило, подобные мероприятия включали в себя три части: выступление разных лиц по теме, концерт самодеятельности и танцы. На третьем этаже в большом зале собрались все участники, в число которых в качестве гостей были приглашены студенты Института иностранных языков. Как это и принято, все были «при параде». Мгимошные ребята в костюмах и при галстуках, инъязовки в вечерних нарядах. Все немного взволнованы, понимая, что в делах такого рода имеют место и элементарные смотрины: можно себя показать и на других посмотреть. Волновался и Костя, которому по настоятельной просьбе партийного комитета ВУЗа предстояло выступить с некоторыми воспоминаниями о своей службе в ВМФ. Костя, конечно, мучился, не очень представляя, о чем можно поведать людям, пришедшим, в общем-то, ни лекцию слушать, а немного просветиться о службе морской. Но о чем просвещать? О быстроходной десантной барже, о морских пехотинцах и их нравах, о штормах и каких-то приключениях? Всего за пять лет службы было пройдено и преодолено очень много, но что…, мучительно думал Костя, может заинтересовать штатскую молодежь, а тем более, – девушек? Не говорить же им о том, что и так написано в журналах. Нужно, Костя пришел к выводу, рассказать о чем-то личном, по типу: я и флот. Он перебирал многие «героические» страницы своей биографии. Страницы были самые разные, понятные служивым ребятам, но они могли не вызвать интереса у остальных. Умственный процесс затягивался, нужный сюжет никак не возникал. И тогда Костя спросил сам себя: голубчик, а какой факт из службы поразил тебя и запал в душу? Ответ тут же нашелся и он заставил Костю громко хмыкнуть и облегченно вздохнуть – как будто сбросил тяжелое бревно с плеч. Вспомнил!
На торжестве Костю, как одного из выступающих, посадили в президиум, с краю стола, а центр заняло начальство от проректора института и ниже. В силу своего скромного материального положения у Кости не было вечернего костюма. Как и основная масса ребят в то время, демобилизованных из армии и флота, он донашивал свою флотскую форму: тельняшка, брюки, бушлат, шапка, ботинки – в чем со службы уехал, то и носил. На фоне разряженной мгимовской молодежи это могло выглядеть не к месту, но деться было некуда, да и, с другой стороны, выглядело это оригинально. Лена потом призналась, что именно скромный (а по московским понятиям – бедный) внешний вид Кости выделял его из расфуфыренной молодежной толпы. Кстати, хотелось бы вспомнить здесь, одно из немногих положительных дел Н. Хрущева: как раз, когда Костя мучился подготовкой к выступлению и внутренне печалился, что у него нет должной одежды, в ЦК партии готовили постановление по МГИМО, согласно которому при приеме в ВУЗ предпочтение должно было отдаваться лицам, которые хорошо проявили себя на реальном производстве или в военной службе. Согласно постановлению число принятых школьников не должно было превышать 20 %. На восточном факультете этот процент был несколько выше из – за трудности изучения восточных языков. Естественно, что уже на следующий учебный год внешний вид студентов существенно изменился.
В общем, Костя, в своей скромной матроской форме (без погон, конечно) сидел чинно, важно и благородно за столом президиума, проект выступления он уже осмыслил, нервы утихли, и он с любопытством оглядывал публику, умиленный и успокоенный приятными, открытыми молодыми лицами, которые, в свою очередь, с интересом поглядывали на Костю. Наверное, полагал Костя, он казался им «слоном в посудной лавке». Дело было конечно, не в этом. Костя просто хорош был своей естественной красотой и собранным серьезным обликом.
Проходя взглядом по лицам первого ряда зрителей, Костя обратил внимание на девушку, сидящую с краю, с его края. Её нельзя было не заметить, такую беленькую, чистенькую и с красивыми ногами. К тому же, она с каким-то интересом во взгляде смотрела на Костю, и когда их взгляды встретились, она слегка покраснела, улыбнулась, и даже качнула головой. Позже Лена объясняла, что в начале её привлекла совсем неожиданная в тех условиях морская форма, все-таки она, будучи дочкой адмирала, всегда питала симпатию к морякам. А в данном случае ей было любопытно, с какой это стати этот демобилизованный моряк влез в президиум? К тому же, этот моряк уж очень был хорош собой! Костя от Лены взгляд отвел, потом взгляд вернул и опять, и опять: подвел – увел, и оба почувствовали себя вполне приятно, что что-то не так, не как обычно. Причем оба потом признавались, что уже с утра у них в душе было какое-то хорошее ожидание, предчувствие чего-то важного. Костя связывал это со своим выступлением, а Лена, кстати, потому и оказалось в первом ряду, что ей предстояло от имени студентов своего ВУЗа по окончании официальной части выступить с благодарностью. И она тоже, предвкушая это действо, связывала с ним ожидание чего-то важного.
Иначе говоря, их обоих с утра напрягала судьба, которая уже приготовила свой подарок.
Когда подошла его очередь, Костя вышел на трибуну, спокойно вновь оглядел зал и начал свое выступление. Поскольку меня там быть не могло, то я пишу со слов Константина. Мне это просто потому, что историю, рассказанную Костей в МГИМО, я уже слышал изначально от него самого. Она действительно уникальна и интересна, особенно в том контексте, когда ты сам находишься на корабле, а вокруг штормит и гудит море.
Но начало истории было на суше. В Таллине, куда мы – маленькая группа молодых офицеров – выпускников Киевского артиллерийского училища прибыли в конце 1953 года для прохождения службы в 8-м Балтийском флоте. Нам сразу сообщили, что Таллин не для нас, а ехать нам надо будет на другой берег Финского залива в военно-морскую базу Порккала – Удд. Об этой базе мы ранее и не слыхали, но сразу поняли, что место это должно быть далекое и сосем не увеселительное. Когда подошел срок отъезда, нам приказали прибыть с вещами в штаб флота, откуда нас отвезут в порт, а далее на транспорте доставят на базу. Приказ есть приказ. Мы часов в десять утра прибыли в штаб, сели на стулья в коридоре, ждали. Видим, вошел в дверь главный старшина, высокий, начищенный, наглаженный и улыбчивый, подошел к нам, отдал честь лихо на флотский манер, спросил:
– Это я, наверно, приехал за вами?
Мы молча кивнули, сидим, и далее молчим, на душе тревожно.
– Ладно, я пробегусь чуть – чуть по начальству, а вам придется немного подождать. Добро?
Мы упорно молчим, он улыбается, в глазах понимание нашего состояния, симпатия. Он пошел по начальству, а мы сидим, как засватанные. А что делать? Нас одолели мысли: как-никак находимся на пороге своей офицерской службы, как-то она пойдет, как сложится? Да и между нами все уже переговорено. Трудно нам немного было представить, где на флоте мы, артиллеристы, сможем пригодиться. Решили, что видимо для береговой обороны, загонят в какую-то «дыру», где пушки стоят, и кукуй там от отпуска до отпуска. Одно удовольствие – море рядом.
