Дома меня, как и следует, ждал прекрасный обед. Я пригласил поучаствовать в нем Вдовина, но тот скромно отказался. Дочь все еще была в школе (австралийской) и мы, оставшись одни, игнорируя чувства голода, кинулись в объятия друг друга.
День был все-таки субботний, как и тогда в тот печальный день, но сколько событий произошло всего лишь за неделю. И сколь важны были они и, как ни выглядело странно, но оказалось так, что с ними, в конечном счете, спустя долгое время, оказалась связана моя жизнь. Всё по судьбе. Но ни в эту субботу, ни сразу потом на это не было никакого намека. Все далее пошло по уже накатанной колее. Нам не хватало, конечно, Кости, но мы старались не бередить раны и вспоминали о нем лишь изредка.
В коллективе посольства, в котором Константин пользовался авторитетом и даже любовью, о нем поговорили, и все умолкли. На очередном партийном собрании посольства и торгпредства меня, к моему вящему удивлению, избрали секретарем партийной организации. Я, как мог, пытался от этой чести отвертеться, но, народ, ссылаясь на мою дружбу с Костей, настоял на моей кандидатуре. Должен сказать, что в отличие от Кости, меня никогда не тянуло к общественной работе. Не потому, что я чурался людей или проблем, но дело в том, что в небольшом, отборном коллективе проблем серьезных быть не могло. Людей на работу в заграничные учреждения отбирали очень тщательно, а отобранные к этой работе стремились, и абсолютно не предполагалось, что могут возникнуть проблемы. Хотя, естественно, проблемы могут быть разными, и случай с самоубийством Кости говорил именно об этом. На практике, однако, за те два года с лишком, что я секретарствовал, добрая товарищеская атмосфера в коллективе сохранялась. И с этим связывалась главная проблема: если все в личной жизни, общественных делах и в работе в порядке, то возникает вопрос о роли и необходимости партийной организации. По уставу партии полагалось заседания партийного бюро проводить и общие собрания партийной организации созывать. А если к этому нет поводов? В этом и была моя проблема. Если поводов нет, то не создавать же их? А значит, нужно было отписывать в Центр какие-то бумаги, высосанные из пальца. Нужно здесь понимать, что мы говорим о маленьком коллективе, который живет и трудится в особых условиях. В больших коллективах, даже в посольствах, проблемы разного рода возникают, это, можно сказать, закон больших коллективов. И в этом случае хорошо, если проблемы можно разрешить на общественном, а не на служебном уровне.
В общем-то, все шло в обычном порядке, как в семье, так и дома. Возможно, нужно было обратить внимание на один факт, но я этого, благоразумно в тот раз не сделал.
Через пару дней после моего приезда из грустной миссии в Москву, меня как-то дежурный по посольству по внутренней связи пригласил к внешнему телефону. Я спустился вниз, зашел в телефонную будку и снял трубку. А здесь нужно иметь в виду одно обстоятельство. Только что, где-то полчаса назад, мы с завхозом отправили наконец в Москву вещи из квартиры Ивановых. Возня с вещами, тем более близкого, но уже мертвого человека, не вдохновляла. Настроение мое было – хуже некуда. В трубке телефона я услышал вкрадчивый хриплый голос какого-то человека на русском языке, но с иностранным акцентом.
– Здравствуйте, вас беспокоит господин (фамилию я не разобрал за ненадобностью)… Я работаю в торговой миссии США. Иногда мы виделись на приемах, но не имели чести познакомиться… Но я был неплохо знаком с господином Ивановым…Он был, насколько я знаю, вашим другом… И, опять-таки, насколько я знаю, вы даже ездили в Москву его хоронить…Ах, какая жаль… Какой хороший был человек…
Человек размеренно произносил фразы, а я так и не мог понять, что ему от меня нужно? Мне было не до светских разговоров по печальному для меня факту. В общем, я помалкивал, слегка поддакивал и без всякого удовольствия тратил на него время. Но, если быть короче, то он предложил мне встретиться в удобное для меня время. Слушал я этого господина в пол уха, тема, касательно Кости, обсуждению не подлежала, я ее развивать не хотел, и мой ответ, тоном далеко не дружелюбным был, что, мол, ладно, оставьте ваш номер телефона, я перезвоню. Он ответил, что его телефон есть в книжке о торговой миссии США. Я сказал ему «о`кей и повесил трубку. Тут же я вспомнил, что фамилию его я не запомнил, а вообще-то, – пошел бы он… подальше!
Собеседник, вероятно, понял мое отношение к нему, мою незаинтересованность во встрече и больше не звонил. Не знаю, прав ли я был? В принципе, такт и логика дипломатии предполагают иное. Я должен был уточнить данные собеседника, понять, чего он от меня хочет, доложить об этом советнику-посланнику, то есть своему непосредственному начальнику и высказать ему свои соображения на счет самого факта. Дальше я должен был руководствоваться его указанием. Это в случае, если собеседник был мне не знаком, контакт абсолютно новый и можно было бы по линии того же Вдовина уточнить статус собеседника, к какому ведомству он принадлежит: если к ЦРУ или ФБР, то у нас могли быть на него данные. Но дело мое было очень простым. Первое: я не взял на себя труд запомнить его фамилию, а значит докладывать о нем я не смог; второе: я был уверен, что начальство, как и я, вряд ли захочет обсуждать с посторонними самоубийство Кости. В общем, об этом разговоре я сразу же забыл, а со временем и сама смерть Кости ушла куда-то в небытие. Моя психика, к счастью, от рождения организована так, что я стараюсь никогда не держать в памяти плохое. Это от рождения, а позже меня впечатлилопредупреждение апостола Павла: «Никому не воздайте злом за зло» (Рим 12:17). Иначе говоря, нет смысла мучать себя плохими мыслями, если ты не намерен сотворить зло.
Итак, какое-то событие возникло, но осталось там же, где и возникло. Я о нем забыл. И человек на той стороне, на враждебной, возможно тоже забыл обо мне. Хотя, наверное, мог бы как-то пообщаться со мной на приемах. Почему этого не произошло, я узнал лишь спустя почти десять лет.
* * *
Поскольку повествование наше движется хронологически, следуя за изгибами жизни, то для разъяснения того, что было в то время мне придется как бывзять информацию из будущего, когда я уже три года работал в нашем посольстве в Италии, и приложить ее к реалиям текущей жизни в Австралии. Естественно, что событие, о котором я сейчас пишу, основывается не на прямых фактах, а на умозаключении автора по состоявшимся фактам.
Обладатель вкрадчивого хриплого голоса, отговорив со мной, сделал то, что ему и следовало сделать Он не работал в торговой миссии США. Это был профессиональный разведчик – сотрудник ЦРУ. Положив трубку на телефонный аппарат, он на некоторое время сел в кресло, откинулся на его спинку и задумался. С точки зрения службы, перед ним не стояло сложной проблемы. Да, у него были кое-какие наметки плана, но для конкретных дел нужно было все обсудить с резидентом ЦРУ в американском посольстве.
Итак, человек с особенным голосом, как я узнал позже, его звали Джек, собравшись с мыслями, пошел в секретный отдел, выбрал из документов то, что ему было нужно, расписался в получении материалов и медленно, как бы осторожно, побрел в кабинет резидента. С ним Джек был хорошо знаком, поскольку они сотрудничали бок о бок в разных местах, и были примерно одного возраста.
