– Да вот, нужда гонит на беседу с иностранцем. Нужно выполнить план по записи бесед, чтобы не оказаться в числе отстающих.
Улыбка осталась у Кости только в глазах, а так он вполне деловым тоном спросил подробнее о моем намерении и планах о беседе. Выслушав мои заявления, Костя принял вид учителя и сказал:
– Подожди немного, морпех, не спеши, присядь на пару минут и как послушный салажонок послушай годка. Знаешь, когда были созданы дипломатические службы, то, естественно, основной целью дипломатии стала добыча информации о положении в стране пребывания, ее внешней политики и сбор всяких сплетен. Все это делалось с помощью бесед. Вот и мотались дипломаты по столицам в поисках собеседников, у которых эта информация могла быть. А могла и не быть, могла быть ложной или собеседник мог информацию не дать. В общем, дипломата кормили крепкие ноги, трезвый ум и куча обаяния. Он собирал информацию по крохами и отсылал в свой МИД. Но так было лет двести назад. Однако, как ни странно, это требуется и сейчас.
А ты, мил человек, включи мозги и подумай. Тогда собеседники были уникальными носителями информации. А сейчас?
Костя небрежно махнул рукой в сторону кучи газет и журналов на моем столе, стрельнул взглядом в радиоприемник, сказал пару слов о телевизоре, а затем уверенным, твердым голосом пояснил:
– Вокруг тебя море информации на любой вкус. Неужели тебе этого мало? Ну побежишь ты к этому профессору, ухлопаешь кучу времени…, как минимум, пол дня.
Костя, нахмурившись, посчитал и выразительно глядя на меня, продолжил:
– Ты потеряешь, по самым скромным подсчетам, три часа. А зачем, когда вокруг тебя журналисты берут у тех же профессоров, бизнесменов и государственных шишек много интервью. Твое дело, дело дипломата, изучив и осмыслив информацию в этих интервью, дать толковый анализ, соображения и предложения. В этом твоя ценность, а не в том, чтобы доить информацию у отдельных личностей, которые не очень любят ею делиться просто так.
Я слушал это, раскрыв рот, а потом спросил:
– Но я же должен выполнять план по записи бесед? Как это можно сделать не встречаясь с личностями?
Костя вновь поощрительно улыбнулся:
– Все это, Паша, делается просто, не слезая со стула. Ты с утра напихиваешь себя информацией, осмысливаешь, а потом пишешь: «Запись беседы с…» и подставляй любую фамилию; и вперед! Скажем, ты сейчас мчишься к какому-то профессору, будешь переливать с ним воду из пустого в порожнее, а затем, вернувшись, искать какой-то смысл в том, что он там тебе наплел. А у тебя в голове есть куча этих смыслов. Бери любой и приписывай профессору, то бишь, ставь его фамилию в беседе, придуманной тобой. Понимаешь, времена изменились. Должны соответственно меняться и методы работы дипломатов. МИДу нужен не бред какого-то иностранца, а твои умные мысли! И кстати, ведь писано, что девяносто процентов информации, даже в том числе и секретной, получается из открытых источников. Понял!?
Я понял все, метод Кости воспринял и штамповал умные мысли на потоке к радости всех. Меня даже коллеги в МИД спрашивали, как я исхитряюсь находить столь серьезных и информированных собеседников. Дело еще в том, что если гнать в Центр все мысли собеседников и факты, ими приводимые, то в Центре это может вызвать раздражение. Раздражение на кого, на собеседников? Нет, на тебя милого.
В тот раз я на беседу, конечно, поехал, а на будущее я не брезговал беседами на приемах, на выставках, на других публичных мероприятиях, но сам за ними не гонялся. Это были беседы по случаю, а если мне их численно не хватало, я их сочинял по методу Кости. И все шло хорошо.
И вот сейчас я сидел, блаженно вспоминая Костю и факты, с ним связанные. Мне было хорошо, и не было ожидания жизненной грозы. А откуда ей взяться, если все идет по привычным планам. Англичане придумали верную поговорку: «No news means good news», – что означает: «Хорошая новость– это отсутствие новостей». И действительно, кто знает, что может нести в себе новость: радость или горе?
* * *
Итак, я наслаждался тихим покоем, не имея и не желая каких-либо предчувствий. И вдруг меня дежурный комендант зовет по внутреннему телефону к внешнему.
Спускаюсь, беру трубку, слышу вкрадчивый хриплый голос, который мне показался почему – то знакомым:
– Господин Костин?
Отвечаю положительно и под настроение острю:
– А вы тот господин, который пытался говорить со мной в далекой отсюда Австралии. Не так ли?
– Да, это так, это я – Джек и с той же темой. Я, видите ли, когда – то знал и общался с вашим другом Константином Ивановым… Пусть земля ему будет пухом. Я знаю, что вы хотели узнать причину трагической гибели господина Иванова, но уверен, что ничего из этого у вас не вышло…
А у меня есть некоторая информация об этом и есть кое-какие вещи, принадлежащие господину Иванову. Если бы вы сочли это возможным, мы могли бы где-то встретиться на нейтральной территории и я бы завершил то, что мне кажется необходимым в память о вашем друге. Я не вправе настаивать на своем предложении, если хотите, мы можем забыть о нашем разговоре…
Слушая Джека, я лихорадочно оценивал ситуацию, в которой, судя по всему, не было ничего предосудительного. Почему действительно не встретиться за чашкой кофе с человеком, который знает тайну смерти Кости? Вслух я вполне охотно согласился на место встречи и на время, им предложенное. Я повесил трубку и еще раз продумал ситуацию, поворачивая её так и эдак. Подвоха я не увидел. Да и оттуда ему было взяться, если речь пойдет у нас о человеке, который представился почти десять лет назад.
* * *
Я бы, конечно, отнесся ко всему более критически если бы хоть чуть-чуть знал, что происходило в это же время в небольшой гостинице «Аморе мио» («Моя любовь») на окраине Рима у мерно и тихо текущей реки Тибр.
А там находился Джек и вместе с ним обретался его старый друг Род. Оба они уже оставили службу в ЦРУ, были на пенсии, но, как говорят: «бывших агентов ЦРУ, как и КГБ, не бывает». Они остаются при службе, пока живы.
Друзья спокойно беседовали за стаканами виски. Беседовали о том, о сем, а потом Джек, сделав вид, что идея пришла ему в голову только что, вынул из тумбочки пакет из искусственной черной кожи и бросил его перед Родом. Тот отхлебнул глоток виски, не глядя на пакет и не трогая его, спросил:
– Ну, Джек, старый провокатор, какая еще гадость тебе пришла на ум? Мы уже свое отслужили, пусть другие устраивают людям всякие гадости.
– Ну, ну, Род, не будь занудой, у меня в уме отнюдь не провокация. Когда-то, как ты помнишь, а может забыл (?) у нас в Канберре была история, которая закончилась тем, что блестящий советский дипломат, он же агент военной разведки, лишил себя жизни вполне добровольно, но… не захотел стать двойным агентом. Жаль конечно и его, и выбор, который он сделал, сделал, на мой взгляд не профессионально… Ладно, того уже в этом мире нет. Но остался его близкий друг, он работает здесь в советском посольстве. Тоже блестящий дипломат, боюсь, что столь же упертый, что и его друг, но, тем не менее, почему бы нам с ним не поработать… Здесь у меня в пакете остались те материалы, что мы использовали тогда на господине Иванове. Почему бы нам не попробовать их и на Костине?
