– В жизни, Павел, у вас могут случиться разные обстоятельства. Надеюсь, что все они будут хорошими, но бывает всякое. Итак, если жизнь, вдруг, станет нестерпима, используйте то, что я вам даю. Визитная карточка моя. Она содержит три телефонных номера, последний подчеркнут. При самой крайней необходимости, где бы вы ни были и при любых обстоятельствах, вы можете набрать этот номер, и вам помогут без каких-либо обязательств с вашей стороны. В коробочке перстень с камнем, под камнем маленькая таблетка: она определено тоже помогает избавиться от любых жизненных обстоятельств.
Убитый всем услышанным, я механически сунул визитку и коробочку в пиджак, взял папку, кивнул Джеку головой и не спеша пошел к выходу. При всем этом меня терзало любопытство заглянуть в черную папку, хотя, я не ожидал увидеть там что-либо приятное, я уже был готов выбросить ее подальше. Куда? Я вспомнил чудесный альков у реки, где мне хотелось присесть. Туда я и направился. А Джек при прощании выглядел грустным и задумчивым. Наверное, и ему эта папка жгла руки.
* * *
Вода по-прежнему тихо плескалась и плавно струилась вдоль берега. Я подошел к алькову, присел на лавку, папку положил рядом, задумался о прошедшей беседе, о Косте, и о не к месту упомянутой Джеком Стасе. Какая Стася могла быть в посольском коллективе? Никакой! Тогда, с кем мог общаться Костя на морском побережье. Все-таки, очевидно имеет место какая-то ошибка? Типа: я не я, и лошадь не моя. Я косо поглядел на папку, как будто какая-то сила меня от нее отталкивала. У меня даже появилось желание швырнуть ее в воду, не раскрывая. Ведь я уже все знаю о причине смерти Кости, но… все ли? Я понимал, что на предательство Костя не пошел бы никаким образом, ну а альковные утехи – у кого они не случаются? Но и к ним Костя не мог, не должен был снизойти. Здесь тоже было предательство, предательство любимой жены, Леночки. Получается, что опять что-то не так. Я понимал, что ответ лежит в папке. А мне нужен ответ? Если да, то для чего, для простого любопытства?
Какое-то время я неотрывно смотрел в воду, не чувствуя ничего, даже любопытства. Потом нехотя протянул руку и взял папку. Теперь от информации меня отделяла всего лишь молния. Я положил папку на колени и потянул молнию, папка открылась. Там лежали фотографии. Они лежали лицевой стороной вниз, а под ними лежали листки с печатным текстом на английском языке. С непонятной тревогой я перевернул верхнюю фотку и… голова моя от ужаса пошла кругом. Там был Костя, он сидел за столом, а на коленях у него была моя Настя. Я буквально окаменел, не мог произнести ни звука, а лишь беспомощно вглядывался в любимые лица. Все это было выше моего понимания ситуации и выше моих сил. Я застрял взглядом на этом фото, внутренне боясь взглянуть на другие. Затем я как бы перешел какую-то грань, судорожно листая фотографии одну за другой, будучи потрясен тем, что я там увидел. Преимущественно Костя и Настя были в кровати в позах самых разнообразных. Насытившись увиденным, я стал фотки рассматривать медленно и внимательно, получая от этого даже какое-то странное удовольствие. Впрочем, удовольствие было, пожалуй, от того, что я фотки рвал на мелкие кусочки и бросал их в воду, запнулся я на последнем снимке, где был процесс радостного соития действующих лиц. И тут я задумался: что же мне следует сделать? Костя уже давно в лучшем мире, с него, как говориться, взятки гладки. А Настя? Она рядом, вот она на снимке. Такая восторженно радостная и такая красивая. Как нужно поступить с ней? Время текло, в голове роились разные варианты, но никак не отыскивался нужный из них для решения создавшейся проблемы. Я, конечно, был зол, огорчен, но, естественно, не было ревности. Поскольку смешно было бы ревновать Настю к тому, которого уже нет, считай, уже десять лет.
Я смотрел тупо на фото, все больше понимая, что это я никогда не смогу показать Насте. Тогда зачем оно? Я встал и искрошил фото в воду, взял папку и, не глянув на вложенные материалы, поехал домой; материалы я мог почитать и позже.
Только приехав домой, я посмотрел на часы и ахнул. Видимо, задержка у реки была уж очень долгой, наверное, часа два. На работу ехать уже не было смысла, она уже подходила к концу, да и какой мог из меня быть сейчас работник? Я и сейчас все еще не могу успокоить свою душу. Чтобы как-то отвлечься, я открыл папку и стал читать материалы. Но материалы меня еще больше потрясли. Они разъясняли то, что не могло бы быть понятно на словах. Если изложить все кратко и ясно, то получалась такая картина. Моя Настя оказалась ни кем иным как именно та Стася (от Анастасии), которую безумно любил в свое время Костя, а Настя, в свою очередь, любила Костю всей силой первой любви.
Далее читатель все знает по тексту романа. Настя вляпалась со странной любовью в брак с эстонцем, а Костя со временем женился, тем не менее тоже по большой любви, на Лене. А я, по судьбе, но с большим удовольствием и радостью позволил Насте выйти замуж за меня. И все мы были до поры, до времени счастливы, пока судьба не свела нас вместе в Австралии. Настя и Костя конечно же сразу узнали друг друга, но разум и сила морали удерживала их от неразумных шагов. Но, как мы знаем, на каком – то этапе жизни Леночка, уехав в отпуск в Москву, оставила Костю, а я отъехал в командировку на Папуа – Новую Гвинею и тоже дал недельную свободу Насте. Тут еще коллектив посольства поехал на море, где, по заведенному между нашими семьями порядку, Настя и Костя поселились в одном домике. Наша дочка была там же, а когда она заснула, Костя и Настя вышли на романтическую прогулку к морю. А дальше случилось то, что, по человеческим меркам, не могло не случиться. Случилось, и вот, в конечном итоге, все как окончилось.
Костя пустил себе пулю висок, принес себя в жертву, чтобы разрубить тугой узел чувственных любовных, а затем и коспиративных отношений. Он, как возможно и Настя, страдал от возникшей в его жизни бессмыслице. В силу своей порядочности, они бы должны были на что-то решиться, по сути, на предательство, как меня, так и Лены. Ну а как тогда быть с детьми? А какими глазами смотреть на родителей, друзей, коллег? По любым меркам, сама по себе эта ситуация была ужасна, а тут подоспели американцы с предложением, чтобы Костя предал родину. Их предложение было той спичкой к фитилю, которая вызвала взрыв.
Увлекшись сложными проблемами прошлого, я как – то оставил в стороне текущий момент. А ведь он для моей судьбы был совсем не прост. В нашей встрече с Джеком я не видел опасности. Все, вроде бы, шло своим обычным путем. Я провел встречу с иностранцем, но упустил из виду главное: это был не просто иностранец, а агент ЦРУ, пусть даже бывший. С этой стороны я не должен был ожидать ничего хорошего. Меня, конечно, сбила с толку мысль, что тема нашей встречи касается глубокого прошлого, она сугубо личная и, мне казалось, что в ней не могло быть какого-то грязного и опасного для меня подтекста. В конце – концов, разве я раньше не имел встреч с теми же агентами ЦРУ? Да, имел, но…с ведома наших служб безопасности и с отчетом о встречах. Встречи эти носили служебный характер. А встреча с Джеком определенно таковой не была, и какого-то серьезного значения я ей, при всей своей опытности, к сожалению, не придал. И, соответственно, за допущенные ошибки меня могла ждать расплата. В общем, отмучившись ночь с отчаянными мыслями о случившемся, думая о событиях далекого и близкого прошлого, я совершил серьёзную ошибку: мне нужно было исходить из возможного худшего, исходить из того, что мое начальство каким-то образом могло узнать о моей встрече – ведь даже стены имеют уши, – не грех мне было бы подготовиться к возможным вопросам. Это тем более так, поскольку, как я потом понял и ужаснулся, мне было нечего сказать начальству, (да кому хочешь!) о деле, касающегося лично меня и моей жены; мне было нечем крыть.
