Телепатическое видение цитаделей, которые навязывали своё суровое архитектурное упорядочение окружавшей их безумной местности; сверхъестественная, тяжело завоёванная власть Повелителей, постоянно сражавшихся с необузданными элементами и предательскими, непокорными силами космического пандемониума – всё это постепенно сделалось немного нереальным, как страна грёз, которую покидает сновидец.
Слепое воздушное пятно уже окутало самолёт. Цепкая, всепроникающая серость, наполнила его глухой ватной атмосферой. Взгляд, звук, даже чувства и мысли терялись в ней, словно в каких-то чудовищных глубинах забвения.
Из размытого пятна, как из бесформенного, бледного смертного сна между двумя жизнями, самолёт и его экипаж выплывали в тёмную лазурь земной стратосферы. Зрение, сознание, чувства, память внезапным потоком возвратились к Моррису и Маркли. Под собой они вновь увидели пёстрый рельеф знакомых долин Невады, окружённых белыми горами с зубчатыми вершинами.
Мир без времени
Кристофер Чандон подошёл к окну своей лаборатории, чтобы в последний раз взглянуть на уединённый горный пейзаж, который он, скорее всего, никогда больше не увидит. С решимостью, но всё же не без сожаления, он рассматривал лежавшую внизу суровую ложбину, на дне которой серебряные нити бурливого ручейка пронизывали готические тени, отбрасываемые пихтами и канадскими елями. За оврагом виднелся слоистый гранитный склон и два ближних пика Сьерр, сланцевая лазурь которых местами уже была тронута первым осенним снегом. Кристофер бросил взгляд на перевал между горами, который лежал на линии выбранного им маршрута через пространственно-временной континуум.
Затем он повернулся к странному аппарату, работа над которым отняла у Чандона так много лет труда и экспериментов. На приподнятой платформе в центре комнаты стоял большой цилиндр, немного похожий на водолазный колокол. Его основание и нижние стенки были сделаны из металла, а верхняя половина полностью состояла из прочнейшего стекла. Между стенками цилиндра, под углом в сорок градусов, был подвешен гамак, в котором Чандон собирался надёжно закрепиться, обеспечивая себе достаточную защиту, чтобы, насколько это будет возможным, успешно выдержать неизвестную скорость намеченного им полёта. Глядя сквозь прозрачное стекло, он мог с комфортом наблюдать все визуальные феномены, которые откроются перед ним во время его путешествия.
Цилиндр был установлен прямо перед огромным диском диаметром в десять футов. Его серебристую поверхность усеивали сотни маленьких отверстий. Позади диска располагался ряд динамо-машин, предназначенных для выработки малопонятной энергии, которую за неимением лучшего варианта Чандон назвал отрицательной силой времени. Эту энергию он с невероятными трудами сумел, наконец, отделить от положительной энергии времени – четырёхмерной гравитации, которая вызывает и контролирует чередование событий. Отрицательная энергия, усиленная в тысячу раз динамо-машинами, отбросит на неизмеримое расстояние всё, что окажется на пути его корабля в настоящем времени и пространстве. Конечно, таким образом не получится путешествовать в прошлое или будущее, но зато так он сможет мгновенно спроецировать свой аппарат сквозь временной поток, охватывающий бесконечным, ровным течением весь известный космос.
К сожалению, Чандону не удалось построить мобильную машину, в которой он мог бы путешествовать как на ракетном корабле, что позволило бы вернуться к отправной точке. Ему предстояло смело и навсегда погрузиться в неизвестность. Однако он оснастил цилиндр кислородным аппаратом, электрическим освещением и обогревателем, а также месячным запасом еды и воды. Даже если его полёт закончится в пустом пространстве или в каком-то мире, условия которого не позволят человеку выжить, Чандон, по крайней мере, сможет продержаться достаточно долго, чтобы тщательно исследовать новую обстановку. У него, однако, была теория, что это путешествие не прекратится посреди чистого эфира. По его мнению, космические тела представляли собой ядра временного тяготения, так что ослабление движущей силы позволит цилиндру оказаться притянутым к одному из таких тел.
Опасности его предприятия были очевидны, но он счёл, что это лучше, чем безопасная, монотонная определённость земной жизни. Чандона всегда раздражало чувство ограниченности, в то время как его душа жаждала исключительно неисследованных просторов. Для него были невыносимы мысли о любых горизонтах, кроме тех, которые ещё никогда не были преодолены.
Со странным волнением в груди Кристофер отвернулся от горного пейзажа и принялся устраиваться в цилиндре. Он установил таймер, который в нужный момент автоматически запустит динамо-машины.
Лёжа в гамаке, опутанный кожаными ремнями, застёгнутыми вокруг его пояса, лодыжек и плеч, он стал отсчитывать последние минуты до запуска двигателя. В этот момент его впервые охватил ничем не сдерживаемый поток абсолютного ужаса от осознания всей опасности эксперимента. Чандон почти поддался соблазну снять с себя ременные крепления и выпрыгнуть из цилиндра, пока не стало слишком поздно. Он чувствовал себя в точности, как человек, которым вот-вот выстрелят из пушки.
Будучи подвешенным в странной тишине за звуконепроницаемыми стенами, Чандон смирился с неизвестностью, со множеством противоречивых предположений относительно того, что произойдёт с ним дальше. Он либо выживет, либо нет, проходя через неведомые измерения со скоростью, превышающей скорость света. Но если с ним ничего не случится, то он сможет за какое-то мгновение достичь самых дальних галактик.
Его страхи и догадки были прерваны чем-то, что пришло как внезапный сон или смерть. Казалось, всё окружающее растворилось и исчезло в яркой вспышке, а затем перед Чандоном предстала быстро меняющаяся, изломанная картина – вавилонская путаница впечатлений, невыразимо разнообразная в своём бесконечном умножении. Ему казалось, что он обладает тысячами глаз, которые мгновенно воспринимали, как вокруг него в единый миг протекает множество эпох, как проносятся мимо бесчисленные миры.
Казалось, что цилиндр перестал двигаться, и исчез. Но мимо Чандона продолжали проплывать все солнечные системы, миры и времена. Он ловил обрывки и фрагменты миллионов сцен: предметы, лица, формы, аспекты и цвета, о которых он вспоминал позже, как наркоман вылавливает из памяти бредовые искажённые видения, вызываемые некоторыми галлюциногенами.
Он видел гигантские вечнозелёные леса лишайников, континенты великанских трав на дальних планетах систем Геркулеса. Словно архитектурный маскарад, мимо Чандона проносились города высотой в милю, которые были украшены эфемерной пестротой роз, изумрудов и тирского пурпура, создаваемой касательными лучами тройного солнца. Он видел то, чему нет названия в сферах, неизвестных астрономам. Там перед ним раскрылся ужасный, не имеющий ограничений эволюционный ряд жизни за пределами звёзд, окруживший его панорамой бесконечного изобилия жизненных форм.
Казалось, границы разума Чандона расширились, чтобы суметь охватить весь этот космический поток; что его мысли, подобно паутине какого-то колоссального и божественного паукообразного создания, раскинулись от мира к миру, от галактики до галактики, над ужасающими пропастями бесконечного континуума.
