Затем, внезапно, Чандон безошибочно увидел движение одной из сущностей, похожей на статую, и понял, что она начала изменяться! Холодное, мраморное вещество, казалось, текло, точно ртуть. Рудиментарная голова приняла суровую, многоликую форму, такую, которая могла бы принадлежать полубогу какого-то чужого мира. Конечности удлинились, выдвинулись новые члены неопределённого назначения. Простые кривые и углы умножались с таинственной сложностью. На лице появился глаз в форме алмаза, сияющий синим огнем. Вслед за ним быстро проявились и другие глаза. Выглядело всё это так, будто в течение нескольких мгновений неведомое существо прошло полный цикл какой-то надолго приостановленной эволюции.
Чандон увидел, что и другие фигуры демонстрируют необычные изменения, хотя в каждом случае последующее развитие было полностью индивидуальным. Геометрические грани начали раздуваться, как раскрывающиеся бутоны цветов, разливаясь в линии небесной красоты и величия. Северная бледность наполнилась неземной многоцветностью с опаловыми тонами, которые быстро двигались и дрожали в вечно живых узорах, бегущих арабесках, радужных иероглифах.
Наблюдающий за ними Чандон почувствовал, как в этих замечательных существах вспыхивает неизмеримая мятежная стремительность, оживает надзвёздный интеллект. Трепет ужаса пронзил его сверхъестественным электрическим разрядом. Процесс, который он только что видел, был слишком непредсказуемым, слишком потрясающим. Кто или что могло бы сдержать и контролировать ничем не ограниченные действия этих Обитателей Вечности, пробудившихся от сна? Разумеется, он находился в присутствии существ, похожих на богов, демонов или мифических джиннов. То, что он наблюдал, напоминало распечатывание кувшинов Соломона, выброшенных морем на берег.
Чандон увидел, что хозяева корабля тоже заметили чудесные преобразования пленников. Эти существа, толпившиеся по всему сфероидному помещению, начали собираться вокруг сущностей из безвременья. Механические, порывистые движения членов экипажа, поднятие и вытягивание некоторых их членов, которые заканчивались зрительными органами, демонстрировали нечеловеческое возбуждение и любопытство. Казалось, что они изучают преображённые формы с видом учёных-биологов, готовых к такому событию и полностью удовлетворённых его завершением.
Похоже, что Вневременные испытывали не меньшее любопытство в отношении своих похитителей. Их пылающие глаза столь же внимательно смотрели на перископические щупальца, а некоторые странные, роговидные придатки их величественных корон начали пытливо трепетать, будто воспринимая неизвестные чувственные впечатления. Затем, внезапно, каждая из трёх поднятых на борт фигур выдвинула по единственной бессуставной руке, испуская в воздух семь длинных веерообразных лучей пурпурного света вместо пальцев.
Эти лучи, несомненно, были способны воспринимать и передавать тактильные ощущения. Медленно и целенаправленно, словно ощупывающие всё вокруг себя пальцы, они вытянулись, и каждый из этих вееров волнообразно изогнулся, соприкоснувшись со стенами, после чего заиграл ритмичным светом на телах двуглавых существ, которые находились поблизости от него.
Серебристые существа отступили назад, словно в тревоге или дискомфорте, стремясь ускользнуть от шарящих лучей. Пурпурные пальцы тем временем удлинялись, окружая беззащитных членов экипажа, пробегая по их телам расширяющимися круговыми движениями, словно изучая их анатомию. Несколько серебристых существ оказались полностью окружены мягкими кольцами и лентами света, от двойных голов до дискообразных подушечек, которые служили им в качестве ног.
Другие члены экипажа, находящиеся вне досягаемости любознательных лучей, отошли на более безопасное расстояние. Один поднял часть своих членов в быстром, решительном жесте. Насколько Чандон мог видеть, существо не коснулось ни одного из внутренних корабельных устройств. Однако, словно в соответствии с его жестом, огромный круглый зеркальный механизм вверху начал вращаться в своей раме на массивных опорных стержнях.
Механизм выглядел так, словно был сделан из какого-то бледного, прозрачного вещества, не являвшегося ни стеклом, ни металлом. Прекратив своё вращение, как будто желаемый фокус был установлен, могучая линза испустила бесцветный луч, который каким-то образом напомнил Чандону о холодном, застывшем сиянии мира безвременья. Этот луч, павший на обитателей безвременья, явно обладал подавляющим эффектом. Пальцеобразные лучи тут же прекратили свои поиски и угасли в бессуставных руках, которые в свою очередь были втянуты обратно. Глаза закрывались, точно спрятанные драгоценности, опаловые узоры становились холодными и тусклыми, и странные полубожественные существа, казалось, теряли свой сложный облик, возвращая себе прежней покой, словно приостановившие рост кристаллы. Однако, так или иначе, они всё еще были живы, сохраняя зародившееся начало своего сверхъестественного цветения.
В благоговении и изумлении перед этой чудесной картиной, Чандон автоматически освободился от кожаных ремней, поднялся с гамака и встал, прижавшись лицом к стенке цилиндра. Изменение его позы не осталось незамеченным экипажем корабля. Все щупальца тут же поднялись вверх и на мгновение указали на него, после того как Вневременные были успокоены.
Затем, в ответ на ещё один загадочный жест одного из существ, гигантская линза немного повернулась, и ледяной луч начал смещаться и расширяться, пока не заиграл на цилиндре, при этом всё еще удерживая в своём бесцветном кругу ранее ожившие фигуры.
У землянина было ощущение, что он оказался в неподвижном потоке чего-то невыразимо плотного и вязкого. Его тело, казалось, застыло, мысли ползли с болезненной медлительностью через какую-то препятствующую среду, которая пронизывала весь его мозг. Это не было полной остановкой всех жизненных процессов в результате его столкновения с вечностью безвременья. Скорее, это было торможением таких процессов; подчинение какому-то немыслимо замедленному ритму поступательного движения времени. Между ударами сердца Чандона казалось проходили целые годы. На то, чтобы согнуть мизинец, ему понадобилось бы пять лет. В течение утомительно долгого времени мозг Чандона пытался сформировать одну-единственную мысль. Он подозревал, что похитители были встревожены изменением положения его тела, сочтя это какой-то пугающей демонстрацией силы, как ранее это сделал оживший Вневременный.
Затем, в течение последующих десятилетий, он обдумывал новую мысль. Наверняка эти инопланетные путешественники сквозь время приняли его самого за одно из богоподобных существ. Ведь в самом деле, пришельцы нашли его в лишённой времени вечности, среди неисчислимых рядов стоявших там фигур. Откуда они могли знать, что Чандон, как и они сами, пришел из мира с нормальным течением времени?
В состоянии искажённого ощущения протяжённости, землянин не мог сформировать достаточно верного представления о продолжительности путешествия в пространственно-временном континууме. Для него это была всего лишь другая вечность, перемежающаяся длинными многолетними интервалами гудящей вибрации корабельных механизмов. Для замедленного зрительного восприятия Чандона всё выглядело так, словно экипаж корабля двигался с невероятной медлительностью, незаметно переходя из одного положения в другое. Вместе со своими странными спутниками он был отделён от мира холодным лучом в тюрьме замедленного времени, пока корабль погружался в непостижимые измерения извечной космической бесконечности.
