В холодном воздухе комнаты чувствовалось что-то странное, жуткое и неприятное. Внезапно я понял, что зубы мои стучат, а глаза нервно посматривают по сторонам. Я посмеялся над собой и поспешил раздеться. Однако в кровати мои чувства изменились. Я задёрнул занавески, сжал в руке свою дубинку и приготовился ко сну.
Но сон не приходил. Я долго лежал, отчаянно напрягая весь свой слух, пытаясь уловить любой, самый слабый звук. Мои глаза тщетно пытались пронзить стигийскую тьму. Наконец, обзывая себя дураком, я отвернулся к стене, закрыл глаза и принялся считать воображаемых овец, прыгающих через каменную стену. Но мои овцы были очень необычны. Не успел я начать счёт, как стадо овец сделалось настолько многочисленным, что я потерял им счёт. Мне пришлось отказаться от идеи уснуть таким способом, ибо все эти усилия лишь заставили меня напрячь все свои чувства и нервы.
Часы тянулись как эпохи. По-видимому, им не было конца. Половина десятого, одиннадцать, полдвенадцатого. Наконец прозвучал полуночный бой часов. Я приподнялся, испуганный звуком, но, поняв, что было его причиной, собрался снова лечь.
Внезапно, пока я сидел на постели и все мои мышцы были напряжены, занавески на окне медленно раздвинулись, по-видимому, без участия человека. С тошнотворной быстротой они отступили назад, впустив в комнату широкую полосу лунного света, пролёгшую поперёк кровати. И в самом центре этой полосы, – о, я никогда не забуду эту ужасную картину – находилась призрачная фигура индуса в белых одеяниях, которая тянула свои руки к моей кровати! Призрак был виден довольно отчётливо, хотя моему взволнованному уму казалось, что его очертания были туманными. У него было тёмное, едва ли человеческое лицо, с вперившимися в меня фанатичными глазами, с диким, хитрым, демоническим выражением. Фигура была одета в белые облегающие брюки и индийскую куртку, а на голове её красовался белый тюрбан. В тот момент она показалась мне какой-то совершенно запредельной сущностью. Несколько мгновений я сидел, застыв в ужасе, возможно, околдованный злобными глазами призрака. Затем я неожиданно вспомнил о своём скептицизме относительно существования привидений и замахнулся дубинкой на это злополучное явление.
Бац! Бац! Бац! – Дубинка ударила по чему-то более материальному, нежели воздух. Былой дух закричал и завизжал, умоляя о пощаде голосом, который я уже где-то слышал. Я схватил призрака и сорвав с него личину жителя востока, обнаружил что это старый слуга моего кузена, индийский солдат, о котором я говорил в самом начале этой истории.
Не успел я разоблачить пленника, как дверь в комнату распахнулась, и мой Чарльз ворвался в неё с зажжённой свечой в руке. Он застал меня стоящим над призраком с дубинкой в руке, читающим ему лекцию о грехе обмана, – отдельные пункты я подчеркивал взмахами своего оружия.
Удивление Берли было безгранично, когда он увидел своего слугу. Он просто не знал, что сказать. Наконец, заикаясь, кузен обратился к призраку.
– Что это значит, Рагглз?
Индиец молчал. Несмотря на свой испуг, он сидел, напрочь отказываясь отвечать и лишь угрюмо глядел на нас. Он ничего не объяснил и позже, хотя мы приставали к нему с вопросами до конца ночи.
– Что ты думаешь об этом? – спросил я кузена.
– Я крайне озадачен, – ответил Чарльз. – Какая причина могла заставить этого человека так разыгрывать меня?
Я мог только пожать плечами.
Утром слуга исчез. Он был заперт хозяином в одной из верхних комнат дома. Повреждённая и сломанная ветвь плюща свидетельствовала о способе его побега.
На столе мы обнаружили поспешно набросанную записку, написанную корявым языком, с большим количеством ошибок. В общих чертах послание сообщало следующее:
Мистер Берли,
Я хранил обиду на вас в течение многих лет, но не показывал никаких признаков этого. В течение последних нескольких месяцев я старался отомстить вам, пытаясь изгнать людей из этого дома, изображая по ночам призрака в вашей спальне. Я потерпел неудачу. Вы больше никогда не увидите меня и не услышите обо мне.
Бессмертные Меркурия
I
Первым ощущением Клиффа Говарда, когда он пришёл в сознание, была почти невыносимая жара. Казалось, что она избивает его со всех сторон взрывными волнами пламени из печи, а тяжёлый расплавленный металл заливает лицо и всё тело. Затем, ещё до того, как он открыл глаза, Говард ощутил неистовый свет, который ударил по его векам, превратив их в пламенно-красный занавес. Его глазные яблоки пронзила боль от слабой радиации, все его нервы сжались, заливаемые этим раскалённым океаном, а под скальпом глухо колотился пульс, порождённый не то головной болью от жары, не то болезненными ощущениями от недавнего падения.
С невероятным трудом Говард вспомнил о какой-то экспедиции, в которой он принимал участие, но все его усилия, направленные на то, чтобы припомнить подробности, оказались мгновенно расстроены новыми и необъяснимыми ощущениями. Он чувствовал быстрое движение – что-то несло его, связанного, над землёй, навстречу сильному ветру, который обжигал его лицо, словно дыхание ада.
Он открыл глаза и едва не ослеп, обнаружив, что смотрит на белёсые небеса. Тянущиеся к ним пыхтящие столбы пара проносились мимо, подобно призрачным джиннам. Краем глаза Клифф заметил что-то огромное, раскалённое добела. Инстинктивно он боялся повернуться к этому явлению. Внезапно он понял, что это было, и наконец начал осознавать своё положение. Память возвращалась к нему чередой мучительных кувыркающихся образов. Вместе с ней проявлялось растущее удивление и тревога.
Он вспомнил, как совершал прогулку, один, посреди странных низкорослых джунглей сумеречной зоны Меркурия – в узком поясе, тёплом, и насыщенном испарениями, лежащем между раскалёнными пустынями, над которыми постоянно висит огромное свирепое солнце, и нагромождениями горных ледников ночной стороны планеты.
Говард не отходил далеко от ракетного корабля – всего лишь на милю по направлению к сернистому, дымящемуся послесвечению солнца, теперь полностью скрытому либрацией планеты. Джонсон, глава первой научной экспедиции на Меркурий, предупредил его об опасности таких одиночных экскурсий, но Говард, профессиональный ботаник, торопился как можно скорее начать исследования в неизвестном мире, где экспедиция находилась уже неделю, если считать по земному времени.
Вопреки ожиданиям, они обнаружили тонкую, разреженную, но всё же пригодную для дыхания атмосферу, которую питали тающие льды в изменчивом сумеречном поясе. Образующийся при этом воздух постоянно притягивало солнце, создавая сильные ветры, так что ношение специального оборудования оказалось ненужным. Говард не ожидал никакой опасности, поскольку местные животные были пугливы, не проявляли никакой враждебности и убегали от землян всякий раз, когда те приближались. Другие формы жизни, насколько можно было определить, являлись слаборазвитыми, лишёнными чувствительности, полурастительными существами. Если они оказывались ядовитыми или плотоядными, избежать встречи с ними было совсем нетрудно.
