После того, как это явление закончилось, мое удивление обострилось, но я не мог вынести какого-либо заключения относительно его происхождения. Мои знания в области естественных наук, впрочем, далеко не полные, не давали правдоподобного объяснения. Охваченный диким волнением, наполовину испуганный, наполовину ликующий, я подспудно ощущал: то, чему я стал свидетелем, вряд ли возможно найти в каталогах, составленных земными наблюдателями.
Это посещение, что бы оно собой не представляло, привело меня в состояние чрезвычайного нервного возбуждения. Когда мне, наконец, удалось заснуть, дивный аромат и еле слышная мелодия постоянно повторялись в моих видениях со странной яркостью, точно запечатлевшись в мозгу сильнее, чем обычные чувственные впечатления.
Я встал рано на рассвете, наполненный почти лихорадочным убеждением, что я непременно должен сейчас же посетить восточный холм и разузнать, оставило ли лучистое вращающееся колесо какие-либо осязаемые следы своего приземления. Кое-как позавтракав на скорую руку, я начал восхождение, вооруженный этюдником и карандашами. Это был короткий подъем среди обрушенных валунов, крепких лиственниц и карликовых дубов, которые приняли форму низкого кустарника.
Вершина имела площадь в несколько сотен ярдов и приблизительно овальную форму. Она полого спускалась в восточном направлении и с двух сторон заканчивалась отвесно расколотыми утесами и зазубренными обрывами. Земляные тропинки пролегали между огромными гранитными складками, выходящими на поверхность, но эти тропинки были лишены всякой растительности, лишь чахлые горные цветы и трава пробивались кое-где по обочинам. Место было в основном захвачено зарослями сучковатых и раскидистых можжевельников, укоренившихся прямо в твердой скале. С самого начала оно стало одним из моих любимых прибежищ. Я сделал множество эскизов этих корявых деревьев, некоторые из них, как я искренне думаю, старше знаменитых секвой и ливанских кедров.
Окидывая восхищенным взглядом пейзаж, залитый ярким светом безоблачного утра, я сначала не заметил ничего необычного. Как всегда, на островках рыхлой земли виднелись следы оленей, но кроме них, да еще отпечатков моих собственных ног, оставленных в предыдущие посещения, не обнаружил признаков других гостей. Несколько разочарованный, я начал думать, что светящееся колесо останавливалось где-то далеко в космосе, а не на этом холме.
Затем на нижних ступенях гребня я обнаружил в укромном местечке нечто, прежде скрытое от моего взгляда деревьями и гранитными выступами.
Это была пирамида из гранитных осколков, которую я никогда не видел ни в одном из моих походов по горам. Построенная в форме четкой звезды с пятью углами, она возвышалась, доставая мне до пояса, в центре участка, покрытого просеянным грунтом и песком. Над ней росло несколько горных флоксов. На одной стороне торчали обуглившиеся останки дерева, уничтоженного недавно попавшей в него молнией. С других сторон сходились острым углом высокие стены, с которых склонялись несколько можжевельников, изогнувшиеся, точно драконы с цепкими когтями, вгрызшиеся в расколотый утес.
На вершине этого странного кургана я обнаружил тусклый холодно поблескивающий камень с похожими на звездочки крапинками, которые повторяли все углы и совпадали с ними. Я подумал, что этот камень, несомненно, огранен искусственно. Он был из неизвестного мне материала, который, я был абсолютно уверен, никогда не добывался в этом краю.
Я ощутил восторг первооткрывателя, полагая, что набрел на доказательства инопланетной тайны. Пирамиду, с какой бы целью она ни строилась, и кто бы ни были ее строители, возвели за одну ночь, ибо день назад я посещал это место чуть раньше заката и непременно увидел бы это сооружение, будь оно здесь в то время.
По какой-то причине я раз и навсегда отмел любую идею о причастности людей. Мне в голову пришла странная мысль, что путешественники из чужих миров остановились на этом холме и оставили таинственный курган как знак их пребывания. Таким образом, загадочное ночное происшествие становилось хоть сколько-нибудь понятным, если не совершенно объяснимым.
Завороженный отпечатком сверхъестественной тайны, я остановился на краю песчаного островка на расстоянии примерно двенадцати футов от пирамиды и, объятый огнем фантастической догадки, шагнул вперед, чтобы более подробно исследовать это сооружение. К моему крайнему удивлению, она отступила передо мной, сохраняя то же самое расстояние. Я делал шаг за шагом, но земля подо мной уплывала прочь, точно движущаяся дорожка. Мои ноги ступали в прежние следы, и я не мог хоть немного продвинуться к цели, которая так очевидно располагалась на расстоянии вытянутой руки! Мои движения ничто не связывало, но я чувствовал усиливающееся головокружение, которое скоро стало граничить с тошнотой.
Мое замешательство легче представить, чем выразить. Казалось очевидным – либо я, либо природа внезапно сошли с ума. Происходящее было абсурдным, невозможным – оно попирало все основные законы измерения. Какими-то необъяснимыми способами пирамида приобрела загадочные свойства.
Чтобы тщательнее исследовать эти гипотетические свойства, я оставил свои попытки приблизиться к кургану напрямую, и начал огибать участок, повторяя попытку под углом. Странное сооружение, как выяснилось, было недоступно со всех сторон: на расстоянии двенадцати футов земля начинала свое зловещее движение, когда я пытался его преодолеть. Пирамида, на самом-то деле, могла быть в миллионах миль отсюда, в бездне между мирами!
Через некоторое время я бросил свои странные и напрасные эксперименты, усевшись под одним из нависающих можжевеловых деревьев. Тайна сводила меня с ума, она вызывала какое-то сумасшедшее головокружение, когда я начинал обдумывать ее. Но зато привносила в установившийся порядок вещей оживление нового, и возможно, сверхъестественного элемента. Оно говорило о скрытых бесконечных пространствах, которые я тщетно жаждал исследовать, и побуждало мою лихорадочную фантазию к неудержимым полетам.
Пытаясь прекратить строить догадки, я тщательно зарисовал звездообразный курган со всех сторон. Разумеется, существа, которые возвели его, должны были оставить свои следы. Однако нигде не нашлось различимых глазом отпечатков, и я ничего не смог узнать из расположения камней, сложенных с безукоризненной аккуратностью и симметрией. Я все еще был сбит с толку камнем с пятью точками на вершине, ибо не припоминал ни одного земного минерала, который мог бы сравниться с этим веществом. Он казался слишком темным для лунного камня или хрусталя, но чересчур светлым и блестящим для гипса.
Тем временем, пока я сидел там, делая зарисовки, на меня мимолетно повеяло тем пряным ароматом, который затопил мою хижину прошлой ночью. Он возникал и исчезал, и я даже не был полностью уверен в его присутствии.
Через некоторое время я поднялся и устроил тщательный осмотр холма, чтобы узнать, не оставили ли загадочные гости еще каких-либо следов своего пребывания. На одной из песчаных дорожек мне на глаза попался необычный отпечаток, похожий на размытый трехпалый след какой-то невероятно гигантской птицы.
Неподалеку виднелась маленькая выемка, недостающий обломок камня из которой, несомненно, использовали в строительстве пирамиды. Трехпалый след был совсем неотчетливым, точно оставивший его ходил с воздушной легкостью. Но за исключением этого неясного следа, мой поиск не дал абсолютно никаких результатов.
