Перед ним развернулась картина, привлекшая его внимание к Вотальпу. Его взгляду предстала субтропическая долина, ровная и открытая, постепенно уходящая вверх, во всем вообразимом разнообразии растительности, ощеренная вдали, у скал и ущелий мрачных гор, зубами из кроваво-красного камня. Еще только разгорался рассвет, но янтарное солнце, медленно освобождаясь из плена тени карминового светила, уже начало окрашивать ночную долину странным медно-рыжим светом. Изумрудное солнце все еще скрывалось за горизонтом.
Выход из межпланетного тоннеля пришелся на поросший мхом бугор, за которым клубилось бесцветное облако, такое же, как и у потайного мыса на Цикарфе. Маал Двеб ступил на холмик, нимало не заботясь о мосте. Он останется там, где странствующий волшебник его покинул, до его возвращения. Если же за время его отсутствия какое-нибудь создание с Вотальпа дерзнет пересечь бездну и потревожить его горную цитадель, наглеца настигнет ужасная гибель в западнях и закоулках лабиринта или от рук его верных железных слуг.
Спустившись с холма в долину, волшебник услышал жуткое заунывное пение, точно сирены оплакивали какое-то непоправимое горе. Пение исходило от группы необычных существ, наполовину женщин, наполовину цветов, растущих в низине у тихой пурпурной реки. Там росло несколько дюжин этих красивых и очаровательных существ, чьи жемчужно-розовые женственные тела поникли на алые бархатные ложа трепещущих лепестков, к которым они крепились. Эти лепестки держались на плотных массивных листьях и крепких коротких стеблях с цепкими корнями. Цветы располагались неровными кругами, густо теснясь в центре и образуя зияющие дыры во внешних рядах.
Маал Двеб приблизился к женщинам-цветам с некоторой опаской, ибо он понимал, что они – вампиры. Их руки плавно переходили в длинные, бледные, как слоновая кость, и более стремительные и гибкие, чем разящие змеи, усы, которыми они обычно связывали опрометчивых путников, привлеченных их колдовским пением. Конечно, зная неумолимые законы природы, Маал Двеб в своей мудрости не порицал такой вампиризм, но, с другой стороны, совершенно не жаждал оказаться жертвой.
Он обошел эту странную клумбу на почтительном расстоянии, скрытый от их взглядов огромными валунами, пышно заросшими высокими желтыми и красными лишайниками. Вскоре он приблизился к беспорядочно разбросанному внешнему ряду цветов, находящемуся в противоположном направлении от того холма, где он приземлился. И здесь его глазам предстала картина, подтверждающая то, что он видел в искусственном мирке своего планетария: дерн был разворочен в том месте, где пять цветков, растущих поодаль от других, были с корнем вырваны из земли и куда-то унесены. В своем планетарии колдун стал свидетелем похищения пятого цветка, и понял, что подруги оплакивают ее.
Внезапно, точно разом забыв свое горе, причитания женщин-цветов перешли в громкое, мелодичное и сладострастное пение Лорелей. По этому признаку волшебник сообразил, что его присутствие раскрыто. Хотя и привычный к разного рода колдовским чарам, он обнаружил, что далеко не равнодушен к манящему хору опасных голосов. Вопреки своим намерениям, словно забыв об опасности, он выглянул из-за спасительных валунов, поросших лишайником. Обманчиво медленно мелодия зажгла в его крови огонь странного возбуждения и ударила в голову, точно хмельное вино. Шаг за шагом, постепенно теряя осторожность, чему он сам впоследствии не мог дать внятного объяснения, чародей приблизился к цветам.
Остановившись на некотором расстоянии, которое он в своем колдовском опьянении счел безопасным, Маал Двеб отчетливо различил получеловеческие черты вампиров, склонившихся к нему в причудливых приглашающих позах. Их загадочно опущенные глаза, точно чистые как слеза и смертельно опасные удлиненные опалы, змеящиеся локоны бронзово-зеленых волос, яркий, смертельный кармин губ, плотоядно шевелящихся даже во время пения, внезапно пробудили в нем страх. Слишком поздно он попытался сопротивляться искусно наведенным чарам. Мгновенным движением, словно солнечный луч, длинный бледный ус одного из этих созданий обвился вокруг него, и колдун, тщетно сопротивляясь, оказался притянутым на ложе вампира.
В момент его пленения все сестры прекратили пение, начав издавать короткие крики торжества, шипящие и пронзительные. Предвкушающее бормотание, словно урчание голодного пламени, донеслось от ближайших из них, рассчитывавших разделить с захватчицей хорошую добычу.
Маал Двеб, однако, мог воспользоваться своими колдовскими способностями. Не выказывая беспокойства или страха, он пристально разглядывал прелестное чудовище, затянувшее его на край своего бархатного ложа и ласкавшего его плотоядным взглядом.
Применив элементарные основы ясновидения, он получил кое-какие сведения относительно пленившего его создания. Узнав ее истинное, тайное имя, которым назывались и ее сестры, он произнес его вслух твердым, но нежным тоном, и, получив, таким образом, при помощи первичных законов магии, власть над своей пленительницей и над всем ее племенем, он в мгновение ока освободился от их пут. Женщина-цветок, с выражением страха и изумления в своих странных глазах, отшатнулась от него, точно испуганная ламия, но Маал Двеб, произнося полуотчетливые слова ее языка, начал успокаивать и утешать ее. Очень быстро он завоевал расположение всех сестер. Эти простые и наивные существа мгновенно забыли свои кровожадные намерения, свое удивление и изумление, и, казалось, приняли волшебника так же, как они принимали три солнца и погодные условия планеты Вотальп.
Разговорившись с ними, маг убедился в правильности тех сведений, которые он получил, рассматривая крошечный шарик в своем планетарии. Как правило, мысли и эмоции женщин-цветов были мимолетными, а их природа напоминала скорее растительную или животную, нежели человеческую, но потеря пяти сестер одной за другой, каждое утро, наполнила их горем и ужасом, которые они были не в состоянии забыть. Похищенные цветы куда-то унесли, а похитителями были какие-то рептилии, огромного размера, с крыльями, как у птеродактилей, спускавшиеся из недавно построенной цитадели в горах на дальнем краю долины. Эти существа, называемые испазарами, которых было семеро, стали грозными колдунами и развили свой разум до вершин, недоступных их сородичам, вместе с многочисленными эзотерическими способностями. Сохранив холодную и гибельно загадочную натуру рептилий, они превратились в знатоков неизвестных людям наук. Но Маал Двеб до тех самых пор не обращал на них внимания и не считал нужным мешать их развитию.
И сейчас, потакая своей прихоти, в поисках приключений, он решил помериться силами с испазарами, не используя никаких колдовских средств, кроме своего разума и воли, своих познаний и ясновидения, при помощи двух простых амулетов.
– Будьте спокойны, – заверил он бедняжек. – Я накажу этих негодяев по заслугам.
При этих словах женщины-цветы разразились пронзительным гомоном, повторяя все истории, которые люди-птицы из долины рассказывали им о крепости испазаров. Ее стены отвесно возвышались на скрытой от всех глаз горной вершине, куда не ступала нога человека; в них не было ни дверей, ни окон, за исключением отверстий в самых верхних бастионах, сквозь которые летающие рептилии могли проникать внутрь и наружу. Они рассказали ему и о свирепости и жестокости испазаров…
