II. Мрак сгущается
В течение последующих недель неземная загадка, на которую я натолкнулся, преследовала меня с неотступностью мании. Возможно, если бы я с кем-то обсудил ее, и этот кто-то смог бы пролить спокойный и трезвый свет технического знания, я в какой-то степени освободился бы от наваждения. Но я был совершенно один, и, насколько мне известно, никто не появлялся в окрестностях пирамиды.
Неоднократно я возобновлял попытки приблизиться к колдовской пирамиде, но неслыханное свойство незримого удаления и эффект бегущей дорожки в пространстве вокруг нее, охраняли пирамиду от вторжения незваных гостей. Столкнувшись с бессилием законов земной геометрии, я чувствовал безумие человека, перед которым в мнимой надежности его уютного мирка вещей вдруг раскрылась зияющая бездна безграничности.
Я сделал карандашный рисунок длинного, неотчетливого отпечатка трехпалой ноги, пока гуляющие в Сьеррах ветры не занесли его, и по этому следу пытался воссоздать в воображении побывавшее здесь существо, подобно палеонтологу, который по одной кости восстанавливает облик доисторического чудища. Пирамида послужила темой для многочисленных набросков, и я полагаю, что создал и отверг по очереди все мыслимые теории о ее назначении и личности строителей.
Был ли это памятник, обозначавший могилу межзвездного путешественника с Алгола или Альдебарана? Была ли она возведена как знак открытия и обладания неизвестного Колумба с Ачернара, приземлившегося на нашей планете? Указывал ли он местоположение загадочного клада, к которому его хозяева намеревались вернуться когда-либо в будущем? Была ли это веха между двумя измерениями, диковинный дорожный столб для других путешественников, пересекающих границу между мирами, следующих из одной бездны в другую?
Все гипотезы были одинаково обоснованными – и столь же бесполезными. Перед лицом завораживающей загадочности пирамиды собственное невежество доводило меня до исступления.
Прошла еще пара недель, и июль уже подходил к концу, когда я заметил новые явления. Мне кажется, я уже упоминал, что в заколдованном кругу, охранявшем пирамиду, росло несколько тоненьких стебельков горных флоксов. Однажды с изумлением, граничившим с настоящим шоком, я обнаружил поразительную перемену, произошедшую с цветами. Количество лепестков удвоилось, и теперь они стали необычно огромными и имели яркий пурпурный и сияющий рубиновый оттенок. Эта перемена могла происходить в течение некоторого времени постепенно, пока я не видел цветы, но могла случиться и за одну ночь. Как бы то ни было, маленькие скромные лепестки приобрели пышность и великолепие асфоделей какой-то мифологической земли!
Точно невидимым рвом защищенные от посягательств любого смертного, они пламенели в этом магическом кругу. День за днем я возвращался туда, охваченный благоговейным трепетом человека, ставшего свидетелем чуда, и видел там эти все более яркие и огромные цветы, точно питаемые какими-то иными стихиями, чем обычный воздух и почва.
Некоторое время спустя я заметил точно такую же перемену, произошедшую с ягодами на толстом можжевеловом суке, нависавшем над границей круга. Маленькие бледно-голубые шарики невероятно увеличились и налились сияющим кармином, будто огненные яблоки диковинного райского сада. Листва на ветке можжевельника зеленью могла бы соперничать с пышной тропической растительностью. Но на остальной части дерева, которая не попала в загадочный круг, листья и ягоды оставались совершенно обыкновенными.
Все было точно так, как если бы что-то из другого измерения проникло в наш мир… Я чувствовал, что звезда из блестящего безымянного камня, венчавшая пирамиду, – источник или ключ к разгадке этого необыкновенного явления. Но я не мог ни узнать ничего, ни доказать, и был уверен лишь в одном: я стал свидетелем действия сил, никогда прежде не попадавших в поле зрения человечества. Эти силы подчинялись своим собственным законам, похоже, совершенно не совпадавшим с началами, которые человек самонадеянно считал основой явлений природы.
Загадку засекретили шифром, к которому не было ключа.
Я уже забыл точную дату тех событий, которые вынесли меня за границы времени и пространства. В самом деле, мне кажется, что невозможно датировать их по земной хронологии. Иногда я думаю, что они принадлежат оборотам другого мира; иногда – что ничего этого просто не случилось, а иногда – что они все еще происходят или произойдут когда-то в будущем.
Однако я помню, что в тот роковой вечер полумесяц успел взойти над темными утесами и молчаливыми пихтами. В воздухе уже чувствовалось пронизывающее дыхание наступающей осени. Я закрыл дверь и окна и разжег огонь из сухих веток можжевельника, наполнивших хижину своим неуловимым фимиамом. Я слышал пение ветра в высоких кедрах, сидя за столом и проглядывая свои последние наброски пирамиды и ее окрестностей, и уже, наверное, в миллионный раз сомневаясь, что я или кто-нибудь еще смогут разгадать эту неземную загадку.
В тот вечер моих ушей снова коснулась негромкая нежная музыка, звучавшая точно в самых потаенных извилинах моего мозга, потом я уловил таинственный аромат. Сначала мелодия казалась всего лишь воспоминанием о звуке, но затем стала громче, потекла плавной рекой и полилась наружу, медленно, извилисто, точно сквозь изгибы раковины незримого моллюска, ее запутанный шепот окружил меня. Хижина, пространство за ее пределами, да и небеса наполнились звуками горнов и флейт, грезивших о невыносимо прекрасной стране чудес.
Затем, заглушив благоухание горящих ярким огнем, но не дающих дыма дров, моих ноздрей коснулся другой аромат – пряный и изысканный. Казалось, что закрытые окна и двери не были помехой для него, он проник по какой-то иной среде, а не воздуху, по какому-то другому пути, нежели окружающее пространство, в котором мы двигались и существовали.
В лихорадке восторженного удивления и любопытства я распахнул дверь и выбежал наружу, окунувшись в океан божественного аромата и мелодии, словно переполнявшей весь мир. На восточном холме, как я и ожидал, замедляло свое вращение колесо света, зависнув за огромными можжевельниками. Лучи были приглушенными и бесцветными, как и раньше, но их сияние на этот раз не затмевал лунный свет.
Я ощутил непреодолимое желание разгадать загадку, оно потянуло меня рвануться, продираясь сквозь скалистые глыбы и стелющиеся колючие кусты, наверх, навстречу этому свету. Когда я добрался до вершины, музыка превратилась в еле слышный далекий шепот, а колесо вращалось в отдалении.
Зачатки той осторожности, с которой человечество всегда относилось к присутствию непонятных вещей, побуждало меня замедлить так опрометчиво начатую гонку. Однако несколько огромных деревьев и гранитных выступов все еще отделяли меня от источника дрожащих лучей. Я подобрался ближе и с невыразимым волнением, как некое мистическое подтверждение, увидел, что излучение действительно исходило из того места, где возвышалась пирамида в форме звезды.
Я с легкостью вскарабкался на массивные складки утеса, отыскав позицию, с которой мог бы без помех смотреть на эту таинственную площадку. Ползком на животе, укрытый выступающими можжевельниками, я добрался до своей цели и мог выглядывать из-за тяжелого сука, росшего горизонтально вдоль скалы.
