Страна идхеемцев, как можно было предположить из случайных высказываний блемпроимцев, находилась на расстоянии многих миль от Влора. Две страны разделяли пепельные пустыни, заросли кактусов неорганического происхождения, грибные леса и высокие горы. Границу Блемпроима, отмеченную у дороги грубым скульптурным изображением племенной матери, путники пересекли перед рассветом.
В течение следующих дней они повидали представителей нескольких самых различных и странных рас, обитавших в таком невероятном количестве на Сатурне. Они познакомились с дибисами бескрылыми и стилитеанами, человекоподобными птицами, которые селились по одиночке, каждый в своем собственном доломитовом гнезде, где годами размышляли о космосе, периодически выкрикивая друг другу мистические слова «йор», «йир» и «йуп», которые, как говорили, выражали непостижимо логичную последовательность эзотерических мыслей.
Встретили они и болтливых пигмеев, ефиксов, выдалбливавших свои дома в ножках некоторых сортов больших грибов, и всегда пребывавших в поисках новых жилищ, потому что старые через несколько дней рассыпались в пыль. Путешественники слышали кваканье таинственных людей, глонгсов, которые боялись не только солнечного света, но и света кольца, и поэтому ни один житель Сатурна никогда еще не видел их на поверхности планеты.
К заходу солнца, однако, Эйбон и Морги оставили позади владения всех перечисленных выше обитателей этого мира и даже успели вскарабкаться на нижний уровень крутых горных откосов, отделявших их от страны идхеемцев. Здесь, на уступе, усталость одолела беглецов, и пришлось сделать привал. К концу первых суток пути они перестали бояться преследования блемпроимцев, поэтому плотнее закутались в накидки, чтобы не замерзнуть ночью, и, скудно поужинав сырыми грибами, заснули.
Спали они очень плохо, просыпаясь каждый раз оттого, что видели жуткие сны, в которых они оба оказывались в плену у блемпроимцев, заставлявших их жениться на Денквом. Окончательно они проснулись перед рассветом от очередного кошмара, детали которого невыносимо ярко запомнились им, и решили сразу же снова подниматься в горы.
Горные уступы и отвесные скалы, возвышавшиеся над ними, и выглядели настолько неприступно, что могли бы отвратить любого путешественника, не отличавшегося большой храбростью. По мере их продвижения высокие заросли грибов становились все ниже и вскоре уменьшились до размера лишайника, после чего на склонах гор не осталось ничего, кроме голых черных камней. Жилистый и стройный Эйбон не испытывал особых затруднений в восхождении, зато Морги со свойственной любому жрецу полнотой и грузностью стал вскоре задыхаться. Но каждый раз, когда он останавливался, чтобы перевести дух, Эйбон говорил своему спутнику:
– Не забывай о племенной матери, – и Морги карабкался на следующий уступ, как проворный, но страдающий астмой, горный козел.
К полудню они добрались до перевала, с одной стороны которого высился остроконечный пик горной гряды, откуда они увидели распростершуюся внизу страну идхеемцев. Это была огромная и плодородная равнина с обширными лесами гигантских грибов, водорослей и лишайников, более крупных, чем такие же растения в тех районах, которые путешественники прошли в предыдущий день. К тому же, местность казалась более густо заросшей разнообразной растительностью. Даже горные склоны с этой стороны хребта были плодороднее, Эйбон и Морги лишь ненамного спустились с вершины горной гряды и сразу же оказались в роще громадных грибов-дождевиков и поганок.
Не успели они восхититься величиной и формами этих растений, как услышали звуки, напоминавшие раскаты грома, раздававшиеся с горы над ними. Звук приближался, превращаясь в громовой грохот. Эйбон хотел было начать молиться Зотакве, а Морги чуть не обратился к богине Йоунде, но, к сожалению, у них не хватило времени. Их подхватило могучей волной летящих дождевиков и сломанных поганок, опрокинутых огромной лавиной, которая образовалась на горных вершинах, и понесло вниз, унося все быстрее и быстрее, с головокружительной скоростью и ревом, вперемешку с растущим потоком поломанных грибов. В результате, они спустились с горы меньше, чем за минуту. Пытаясь выбраться из груды грибных обломков, которая чуть не погребла их под своей массой, Эйбон и Морги обратили внимание на то, что шум продолжается до сих пор, хотя лавина уже сошла. Кроме них, в грибной массе шевелился еще кто-то. Когда беглецам удалось высунуть головы и осмотреться, они обнаружили, что рядом с ними барахтаются люди, отличавшиеся от их недавних хозяев, блемпроимцев, только наличием головы.
Это оказались идхеемцы, жители города, на который обрушилась лавина. Постепенно из-под камней и дождевиков стали появляться крыши и башни, а прямо перед гипербореанцами оказалось большое, похожее на храм, здание, из заваленных дверей которого пробивала себе путь толпа аборигенов. Увидев Эйбона и Морги, они замерли. Колдун, только что выбравшийся из-под завала, убедившись в том, что все части его тела целы, решил использовать представившуюся возможность и обратился к ним с речью.
– Слушайте! – произнес он торжественным голосом. – Я пришел передать вам послание от бога Хзиулквоигмнзах. Я с честью пронес его сквозь все преграды и опасности трудного пути. На священном языке богов оно звучит так: «Икви длош одхлонг».
Поскольку Эйбон говорил на диалекте блемпроимцев, который несколько отличался от языка местных жителей, то он усомнился, поняли ли начало его торжественной речи идхеемцы. Но Хзиулквоигмнзах оказался именно тем божеством, которому они поклонялись, тотемом их рода, и к тому же, они понимали язык богов. Поэтому, услышав слова «Икви длош одхлонг», идхеемцы удивительно оживились. Они засуетились и забегали с места на место, выкрикивая гортанные приказания. Из завала с большой скоростью начали появляться все новые головы, руки и ноги.
Те, кто прокладывал себе дорогу из храма, возвратились обратно и тут же показались снова, неся огромное изображение Хзиулквоигмнзаха, несколько небольших, менее важных, икон других божеств, возможно, его родственников, и, казавшегося очень древним, идола, в котором оба, Эйбон и Морги, нашли сходные черты с Зотаквой. Остальные идхеемцы начали выносить утварь и мебель из своих домов. Призывая гиперборианцев сопровождать их, все население двинулось прочь из города.
Такой поворот дела очень заинтриговал Эйбона и Морги. И только после того, как на равнине, среди грибных лесов, возник новый город, на расстоянии дня пути от разрушенного, а сами путешественники заняли свое место среди прочих священников нового храма, они узнали причину этого перемещения и значение фразы: «Икви длош одхлонг». Слова означали всего лишь: «Иди прочь отсюда». Бог, обращаясь так к Эйбону, позволил тем самым ему уйти. Но случайный сход лавины и прибытие Эйбона и Морги со своим предполагаемым посланием от бога, идхеемцы восприняли, как божественную волю, указывающую им на необходимость уйти вместе с богами с привычного места. Оттого и началось всеобщее переселение людей, их идолов и имущества.
Новый город назвали «Гломф», в память о засыпанном лавиной. Здесь, до конца своих дней в большом почете и жили путешественники, и их появление с посланием «Икви длош одхлонг» считалось счастливым предзнаменованием, потому что лавины с тех пор не угрожали безопасности Гломфа, расположенного в новом месте, вдали от гор.
