Гипербореанцы пользовались всеми благами, изобилием и благосостоянием, присущими этому обществу, постепенно возраставшими в результате того, что город избежал повторяющейся опасности схода лавины. У идхеемцев не было племенной матери, и они размножались более традиционным способом, в отличие от блемпроимцев, поэтому жизнь гипербореанцев протекала спокойно, в полной безопасности. Эйбон, наконец, попал в свою стихию. Новые сведения, принесенные им о Затаокве, которому все еще поклонялись в этом районе Цикраноша, позволили ему считаться своего рода малым пророком, независимо от известности, которую он приобрел как вестник священного послания и основатель нового города Гломфа.
Морги, однако, досталась не такая счастливая судьба. Хотя идхеемцы были людьми верующими, они не доводили свой религиозный пыл до фанатизма или нетерпимости. Поэтому он не видел никакой возможности внедрить в этом городе инквизицию. Но зато бывший жрец нашел утешение в другом. У идхеемцев оказались очень крепкие грибные вина, хотя и неприятными на вкус, и женщины, пусть несколько своеобразные, но подходящие для не слишком щепетильного человека.
Оба, Морги и Эйбон, обосновались в духовном правлении, которое в отличие от всего остального, ничем радикально не отличалось от подобного учреждения в Му Тулане или в любом другом месте их родной планеты.
Этим и закончились приключения бесстрашной парочки, в конце концов, обретшей покой на Цикраноше. А в башне Эйбона из черного гнейса, на полуострове Му Тулан в северном море помощники Морги дни и ночи ждали своего начальника, не желая следовать за верховным жрецом через магическую панель, и не отваживаясь нарушить его приказ.
Наконец, их отозвали особым распоряжением священнослужителя, который был назначен временным преемником Морги. Но окончательный результат дела высшим духовенством богини Йоунде был признан плачевным. Все верили в то, что Эйбон не только исчез с помощью магической силы, полученной им от Зотаквы, но в придачу избавился от Морги. В результате этого убеждения, религия Йоунде пришла в упадок, и в последнее столетие перед началом великого обледенения во всем Му Тулане возродилось массовое поклонение темному культу Зотаквы.
Кража тридцати девяти поясов
Перед тем как рассказать эту историю, хотелось бы предупредить вас, что я не ограбил ни одного человека, который бы не являлся, хоть в малой степени, грабителем сам. За всю свою долгую и трудную карьеру, я, Сатампра Зейрос из Узулдарума, известный некоторым, как лучший специалист по кражам, на самом деле лишь стремился, по сути, к справедливому перераспределению собственности. Приключение, о котором я сейчас собираюсь поведать, не было исключением. В результате, моя добыча оказалась поистине скудной, если ни сказать пустяшной.
Теперь я состарился. Ныне, предаваясь лени, которую я заслужил многими рискованными делами, я попиваю различные вина, приносящие бодрость в старости. Каждый раз, когда я начинаю тянуть вино маленькими глотками, ко мне возвращаются воспоминания о сокровищах и смелых нечестивых проделках. Передо мной блестят диалы и пазуры, ловко изъятые из сундуков несправедливых купцов и ростовщиков. В такие часы я мечтаю о рубинах, которые были бы краснее, чем кровь, пролитая за них; о сапфирах, более синих, чем глубины арктического льда; об изумрудах, зеленее, чем весенние джунгли. Я вспоминаю, как забирался на решетчатые балконы, карабкался на террасы и башни, охранявшиеся чудовищами, грабил алтари прямо на глазах злобных идолов или охранявших их змей.
Часто я вспоминаю Виксилу, мою единственную настоящую любовь, самую проворную и отважную из всех моих помощников, особенно если дело касалось краж со взломом. Она уже давно отошла в мир иной, где почивают все честные воры и их друзья, и все эти долгие годы я искренне оплакиваю ее. Моей памяти все еще дороги наши амурные и рискованные ночи, полные подвигов, которые мы совершали вместе. Наиболее замечательной и дерзкой из всех наших совместных проделок, вероятно, была кража тридцати девяти поясов.
Я имею в виду золотые, украшенные драгоценными камнями пояса девственниц, посвященных богу луны Леникве, чей храм с незапамятных времен стоял в пригороде Узулдарума, столицы Гипербореи. Девственниц всегда было тридцать девять. Их выбирали за молодость и красоту, и они прекращали служение богу в возрасте тридцати одного года.
Тела девственниц запирали на висячие замки из закаленной бронзы, и ключи к ним хранил верховный жрец, который иногда сдавал их за высокую плату самым богатым кавалерам города. Нетрудно догадаться, что девственность жриц оставалась чисто номинальной, но частота и повторяемость такой своеобразной продажи, считалась похвальным жертвоприношением божеству.
Сама Виксила однажды попала в число девственниц, но сбежала из храма и даже из самого Узулдарума за несколько лет до окончания жреческого срока и освобождения от ритуального пояса. Она предпочитала не рассказывать мне о своей жизни в храме. Я удивлялся тому, что она не находила удовольствия в служении богу, и ее раздражали ограничения, сопутствовавшие этому положению. После побега она страдала от нужды и лишений в южных городах. Об этом периоде своей жизни Виксила рассказывала, но очень мало, как человек, опасавшийся возвращения болезненных воспоминаний.
Она вернулась в Узулдарум за несколько месяцев до нашей первой встречи. Повзрослев со времени побега и перекрасив свои светло-коричневый волосы в черный цвет, она не боялась, что ее узнают жрецы Лениквы. По сложившейся традиции, они быстро заменили пропавшую красавицу другой, более молодой, и с тех пор мало интересовались судьбой правонарушительницы.
Ко времени нашей встречи Виксила уже совершила несколько мелких краж. Но, по неопытности, ей не удалось закончить ни одного крупного дела, кроме нескольких самых легких и простых, и она совсем исхудала от голода. Она все еще оставалась привлекательной, и ее проницательный ум и хватка в обучении вскоре понравились мне. Моя будущая напарница была небольшого роста, очень ловкой и могла взбираться по стенам, как лемур. Я вскоре пришел к выводу, что ее помощь неоценима, поскольку худенькая девушка могла влезать в окна, недоступные мне при моей комплекции.
Мы уже совершили несколько прибыльных ограблений, когда мне в голову пришла идея проникнуть в храм Лениквы и похитить ценные пояса. Связанные с этой задачей проблемы и трудности, которые требовалось решить, на первый взгляд, казались слишком уж непреодолимыми. Но наличие таких препятствий всегда лишь повышало интерес к делу, являясь стимулом, и никогда не устрашало меня.
Во-первых, нам предстояло решить, как проникнуть внутрь, избежав серьезных неприятностей, если нас обнаружат вооруженные серпами жрецы, охранявшие храм Лениквы. К счастью, во время своей службы в храме Виксела узнала о подземном ходе, давно не используемом, но, как она считала, все еще существующем. Попасть в подземный ход можно было через тоннель, являвшийся продолжением естественной пещеры, находившейся где-то в лесу за Узулдарумом. В давние времена его использовали посетители девственниц. Но теперь желающие открыто проходили через главные двери храма или через менее людный черный ход, что, возможно, являлось показателем либо усилившегося религиозного чувства в народе, либо потери скромности. Сама Виксила никогда не видела пещеры, но знала ее приблизительное расположение. Вход в тоннель из храма закрывался лишь плиткой пола, которую незаметно можно было сдвинуть как снизу, так и сверху – она находилась за статуей Лениквы в большом нефе.
