После этого были приступы лихорадки, жажды и безумия, мучения и дремоты. Он снова боролся против массивного блока, который держал его в плену. Он безумно кричал, выл подобно волку, а когда лежал на спине, в тишине слышал многочисленные, бормочущие голоса вампиров, которые обсуждали его. Гангрена развивалась стремительно. Раздробленные конечности, казалось, пульсировали от боли, подобно печени Прометея. В бреду Гротар потянулся за мечом и попытался отрубить себе ноги, но кончилось это всего лишь обмороком от потери крови.
Очнувшись настолько слабым, что не мог даже поднять голову, он увидел, что вновь появился свет, вновь услышал непрерывное жужжание, которое заполнило хранилище. Гротар знал, что происходит, и ужас вновь охватил его. Он знал, что Ткач вновь поднялся из пропасти… и знал, зачем тот пришел.
Тем не менее Гротар повернул голову и уставился на пытающий шар, который в этот раз неторопливо опустился на лицо Фирлиана Людоча. Вновь он увидел, как шар неприлично распух и стал напоминать полную луну, а потом начал кормиться плотью старого воина. Снова, ослепленный, Гротар наблюдал узор паутины нечестивых цветов, смертоносно сверкающие узоры, затянувшие вуалью разрушенный склеп, создавая при этом удивительные иллюзии. Снова, подобно умирающему жуку, он чувствовал, как холодна эта сеть из неземных нитей. А удивительные цветы, созданные искусством некроманта, расцветали и чахли в воздухе у него над головой. Но еще до того, как паутина исчезла, Природа смилостивилась над Гротаром и он потерял сознание – провалился в бездонную тьму. А Ткач тем временем закончил свои дела и вернулся в пропасть…
Гротар то метался в лихорадке, то лежал на спине, готовый лишиться чувств. Но смерть не приходила. Гротар жил благодаря своей юности и огромной силе. А потом в третий раз он увидел, как разгорается богомерзкий свет, снова услышал таинственное жужжание. В этот раз Ткач повис над ним: бледный, сверкающий и вибрирующий… И Гротар понял: Ткач ждет, когда он умрет.
Подняв меч слабеющей рукой, Гротар попытался отогнать чудовище. Но тварь парила над ним, настороженная и внимательная, держась вне его досягаемости. Гротару показалось, что светящийся шар наблюдает за ним, подобно стервятнику. Меч выпал из его руки. Мерцающий ужас не исчез. Он приблизился, словно чье-то безглазое, суровое лицо. А потом Гротару показалось, что оно нырнуло за ним, устремившись в бесконечную ночь. И воин упал замертво.
И не было никого, кто бы мог оценить красоту паутины, которую в этот раз сплел Ткач с склепе Тнеприза.
Цитра
Коварны и многолики сети Демона, кто преследует души с рождения до смерти и со смерти до рождения, через множество жизней.
Завет Карнамагоса
Давно уже опустошительное лето пасло свои солнца, точно огненно красных жеребцов, на серо-коричневых холмах в предгорьях Микразианских гор, в диком Синкоре, на восточном краю земли. Бурные потоки, берущие начало в горах, превратились в еле видные ручейки и отдельные пересохшие лужицы, гранитная галька расслоилась от жары, голая земля потрескалась и раскололась, а скудная низкая трава высохла, казалось, до самых корней. Поэтому юному Цитре, пасшему черных и пегих коз его дяди Парноса, приходилось с каждым днем уводить своих подопечных все дальше и дальше по ущельям и вершинам холмов. В один из дней позднего лета он набрел на глубокую скалистую лощину, в которой никогда прежде не был. Что это было за дивное место: подземные родники питали прохладное темное горное озеро, а уступы на его крутых берегах были покрыты травой и кустами, которые еще не утратили свою свежую зелень. Удивленный и очарованный, юный козопас последовал за своим резвым стадом в этот затерянный рай. Вряд ли бы козы дядюшки Парноса по доброй воле покинули это богатое пастбище, поэтому Цитра решил дольше не утруждать себя присмотром за стадом. Завороженный окружающим его пейзажем, он начал исследовать долину, утолив жажду прозрачной родниковой водой, сверкавшей, словно золотистое вино.
Место показалось ему подлинно райским садом. Забыв о пройденном расстоянии, о гневе дядюшки Парноса, неминуемо ожидавшем его, если он слишком поздно приведет стадо на вечернюю дойку, он все глубже забирался в извилистые скалы, окаймлявшие долину. С каждым шагом утесы становились все более дикими и неприступными, а долина сужалась, и он достиг ее конца, где непроходимая стена преграждала дальнейшее продвижение.
Чувствуя смутное разочарование, он уже развернулся и пошел назад, когда вдруг неожиданно заметил у основания отвесной стены таинственно разверстый зев пещеры. Ему показалось, что скала расступилась лишь недавно, ибо линии разлома были ясно видны, и трещины в окружающей отверстие земле еще не заросли мхом, обильно покрывавшим все вокруг. На потрескавшемся выступе над пещерой, напоминавшем верхнюю губу, росло чахлое деревце, чьи недавно сломанные корни висели в воздухе, а их остатки упрямо цеплялись за скалу у ног Цитры, где, видимо, дерево стояло раньше.
Удивленный и заинтересованный, юноша вглядывался в манящий сумрак пещеры, откуда необъяснимым образом вдруг потянул нежный душистый ветерок. Воздух был напоен странными запахами, напоминающими храмовый фимиам или дающие блаженное бессилие и удовольствие опиумные цветы. Они взволновали все чувства Цитры, в то же время соблазняя его обещаниями чудесных неизведанных приключений. Еще колеблясь, он попытался вспомнить те легенды, которые дядюшка Парнос рассказывал ему о таких укромных пещерах, как эта, на которую он наткнулся. Но, казалось, все они разом улетучились из его памяти, оставив лишь смутные воспоминания об опасных, запретных и магических вещах. Он решил, что эта пещера была входом в какой то неисследованный мир, и волшебные ворота распахнулись нарочно для того, чтобы он мог войти. Его мечтательная и склонная к приключениям натура не ощутила страха, который одолел бы любого другого. Охваченный безудержным любопытством, юноша вошел в пещеру, подобрал сухой смолистый сук, упавший с дерева на утесе, и сделал из него факел. Миновав каменные челюсти, он вошел в длинную галерею с неровными полукруглыми сводами, идущую вниз, точно глотка чудовищного дракона. Пламя факела затрепетало, вспыхивая и чадя под порывом теплого ароматного ветерка, все сильнее дувшего из глубины пещеры. Склон под его ногами стал опасно крутым, но Цитра продолжал исследование, спускаясь по ступенчатым каменным уступам.
Точно во сне, он был полностью поглощен загадкой, на которую набрел, и ни на минуту не вспомнил о своих заброшенных обязанностях, потеряв всякий счет времени, потраченного на спуск. Но неожиданно его факел потух под порывом горячего ветра, налетевшего на него, как выдох шаловливого демона.
Чувствуя приступ жестокой паники, Цитра беспомощно топтался в темноте, стараясь найти безопасную опору для ног на этом опасном склоне. Но еще прежде, чем юноша успел вновь зажечь свой факел, он понял, что ночь, окружавшая его, была не абсолютной, заметив в простирающейся под ним бездне тусклое сияние. Забыв свою тревогу, заинтересованный этим новым чудом, он стал спускаться к таинственным огням.
В конце длинного склона юноша протиснулся сквозь низкий лаз и вышел в яркое, точно солнечный свет, сияние. Ослепленный и ошеломленный, на мгновение он решил, что его подземные блуждания вывели его назад, на свет, в какую то неизвестную страну, лежащую между Микразианскими холмами. Но расстилавшаяся перед ним земля явно не была частью выжженного солнцем Синкора, ибо он не видел ни холмов, ни гор, ни темно сапфирового неба, с которого стареющее, но все еще деспотичное солнце с неутолимой жаждой взирало на царства Зотика.
