Турхан нахмурилась:
– Я не совсем хорошо понимаю вас, госпожа.
– Оставь меня.
– Госпожа моя…
– Иди.
Мне нужно было побыть одной, наедине сама с собой. Подготовиться… ко всему. К тому, что глупая дурочка просто глупая дурочка и не более того, но шансов на это немного. Очередная, плохо заточенная шпилька от Хатериман? Вероятно, и вполне возможно. Скорее всего, она чем-то заморочила глупой девчонке голову. Скорее всего отчаянными, безумными поступками ей и удалось привлечь внимание Атайрона, падкого на отвагу и безумия.
Парадокс в том, что его увлекали яркие огни, вроде Жейсси, но в его сердце твёрдо и надолго воцарилась я, который безумства так же свойственны, как камню – пламя. Была ли я в этом уверена? Да.
На что же рассчитывала Хатериман? Что я, в порыве ярости и ревности расплавлюсь с глупой девчонкой? Скорее всего. Это вбило бы клин между мной и Атайроном. Ставить себя на место оппонента полезное занятие. Если бы мой новый любимый любовник убил уже не любимого прошлого любовника, страсти и взаимопонимания между нами это бы точно не прибавило.
Атайрон, как и я ожидала, не заставил долго себя ждать. Мне хотелось бы верить, что он пришёл бы и без неприятного инцидента.
Выглядел он, как всегда, жёстким и тёмным. Сегодня, как никогда раньше, на его орлином лице с резким птичьим профилем выделялся тонкий шрам.
Притянув меня к себе, он поцеловал меня. Не по-братски – в лоб, в губы, да так, что в жар бросило. Его руки прижимали меня к нему, оплетая, закрывая, как в клетку, в которой можно почувствовать себя в безопасности.
– Сегодня был долгий день, – с коротким смешком проговорил он, целуя меня в висок.
Только чувствуя, какой он горячий, я поняла, что замёрзла.
– Долгий. И непредсказуемый. Знаешь, с кем я сегодня познакомилась?
Он помрачнел:
– Знаю. Малышка Грасьон не пожелала сидеть тихо и незаметно.
– Не пожелала.
Я почувствовала обиду. В голосе Атайрона мне послышалось нечто вроде одобрения или гордости. Не уверена, что это правда было так, но, в любом случае, должной строгости, которая, по моему мнению, должна была соответствовать случаю, я в нём не слышала.
– Напротив, она предпочла выделиться. И выход её, признаться, был запоминающимся. Переодевшись одной из моих служанок, она набросилась на меня с ножом.
– Что?! Куда смотрели твои слуги и охрана?
– Прости, забыла спросить их об этом, – с сарказмом протянула я. – Отвлеклась на собственные переживания. Но, полагаю, твои люди положились на моих, мои – плохо знают тех, кто живёт у вас во дворце, всё это дало отличный шанс девушке проникнуть и выкинуть это, весьма странное и плохо объяснимое со стороны разумного человека, коленца. На что она рассчитывала? Если бы даже, предположим, её затея удалась – то что? Она вновь вернулась бы в твою постель?
– Джейсси нельзя назвать умницей. Я ценил её исключительно за темперамент, который она, как нельзя некстати, и продемонстрировала.
И снова мне показалось, что Атайрон не придаёт должного значения случившемуся событию.
– Надеюсь, ты не в обиде, что темперамент твоей любовницы не вызывает во мне тёплых чувств? – язвительно поинтересовалась я.
Атайрон в ответ успокаивающе обнял меня:
– Ты можешь наказать её, как посчитаешь нужным. Только пожелай и ей отрубят голову.
– Так сразу и отрубят.
– На рассвете, если прикажешь.
– Ты меня испытываешь? Проверяешь? Или насмехаешься?!
Во взгляде Атайрона промелькнула неуверенность:
– Насмехаюсь? Она посмела покуситься на жизнь королевы. По закону пустыни её бы разорвали конями. Или сварили в кипящем масле.
– Я не столь кровожадна. Меня вполне устроит, если ты отошлёшь её отсюда вон и без возврата. Чтоб глаза мои эту девицу никогда не видели!
– Это слишком мягкое наказание.
– Тогда выдай её замуж, – язвительность вновь вернулась в мой голос. – Поверь, наказание ей хватит на всю оставшуюся жизнь.
– Не знал, что замужество ты ставишь на одну доску с плахой. Но, будь по-твоему. На самом деле неплохая идея. Выдам девицу замуж и пригрожу мужа лишить имущества и титула, если ещё хоть раз увижу её рядом со столицей. Но ты, как будто не слишком рада такому решению.
– На самом деле эта твоя девица меня не пугает. Или, скажем так, меня пугает не она, а та, что стоит за её спиной.
Последняя тень улыбки сошла с лица Атайрона. Он не стал притворяться, что не понимает меня, хотя было и видно, что правда его, мягко говоря, не радует.
– Хатериман? Думаешь, она действительно пыталась тебя убить руками этой дурочки?
– Конечно, нет. Она жаждет вбить клин между нами. Ей не нравится мысль о нашем с тобой счастливом воссоединении.
– Это я знаю. Что ж, в искусстве плести интриги моей матери нет равных. Придётся ещё раз серьёзно поговорить с ней. А те, по чьей вине вся эта ситуация вообще стала возможной, обязательно понесут ответственность. Я не для того плачу стражником жалованье, чтобы находить змею в своей постели.
Заметив мою насмешливо изогнутую бровь, Атайрон с усмешкой добавил:
– Фигурально выражаясь, конечно.
– Но почему же фигурально? Она и правда похожа на змею. Твоя ностальгия по пустыне переходит всякие границы.
– Всякие границы переходит моё желание взять тебя, прямо здесь и сейчас. И тратить время на разговоры на посторонние темы я больше не намерен.
***
Не помню времени, когда я чувствовала бы себя настолько счастливой. Ни в той, моей, прошлой жизни, спокойной, но слишком серой, лишённой ярких впечатлений, ни в этой, где впечатлений было хоть отбавляй, ощущение полноты жизни и исполнения всех желаний никогда не было таким полным, таким ощутим и осязаемым. У меня впервые было всё, что я желала: любимый мужчина рядом, сын, дело, которому можно себя посвятить, богатство и достаток. Но, даже когда мы живём в новом мире мы не расстаёмся с собой любимым. Не знаю, откуда в людях живёт этот страх перед счастьем? Счастье – самая хрупкая в мире вещь, которое легко разрушить простым дыханием. Только что ты был счастлив, а в следующий момент от всего, что было остались лишь воспоминания, на которые и оборачиваться больно.
Что такое счастье? Счастье – это сон, от которого не хочется очнуться. Забытье. Самообман.
Во мне, как и в любом русском, живёт страх перед счастьем, потому что расплата за высший миг полноты бытия – его потеря и вечная тоска по ушедшему. Любовь и счастье, эти птицы живут лишь в райских садах; они не для простых смертных грешных.
В прошлый раз я была счастлива, а потом Эвил погиб.
Пережить любимых людей это как пережить часть самого себя. Что-то в тебе навсегда ломается, уходит. Когда-то, в прошлой Вселенной мы спорили с одной из подруг, что лучше – измена или смерть. Она стояла на том, что лучше похоронить любимого и оплакать его, чем потерять и презирать. Для меня странный сам вопрос: пусть сто тысяч раз изменит, уйдёт навсегда, но мысль, что человек где-то живёт и дышит… пусть не тобой, пусть не с тобой, пусть не твой, о! Это сто тысяч раз легче, чем засыпать его сырой землёй.
