Хатериман сделала глубокий вздох. Всё ещё тугая, несмотря на годы, грудь, поднялась мягкой волной.
– Нам не известно, что ты слышал, но мы представляем, как нас могли оболгать.
– Нет надобности клеветать на вас. Вот что я скажу вам обеим, дамы. Впереди у нас непростые времена – очень непростые. Король мал и слаб, наша власть шаткая, со всех сторон, как шакалы, подбираются враги. Я не потерплю склок и интриг внутри дома, внутри семьи. Ни одна из вас не должна ничего замышлять против другой. Та, что пойдёт на это, покинет дворец.
Хатериман медленно подняла подбородок и сузила глаза.
– Вы знаете меня, матушка. Воля моя неоспорима.
– Ты не в состоянии держать под контролем своих женщин, а виноваты мы, сын мой?
– Я сказал достаточно, – ледяным тоном отрезал Атайрон. – И если кто-то не сочтёт нужным меня услышать, я перейду от слов к действию.
Он развернулся к матери, глядя на неё в упор точно такими же, как у неё – её глазами.
– Вы не смеете больше и пальцем коснуться моей женщины, матушка. Я этого не потерплю.
– Ты забываешь, с кем говоришь?
– Конечно, нет, – с деланной мягкостью проговорил Атайрон. – Не будь вы моей матерью, вы были бы уже в темнице. Но, учитывая, кто вы, я грожу вам не плахой, а ссылкой. Выступив против семьи, вы лишитесь семьи, мама. А Анжелика, нравится вам это или нет – часть нас. Смиритесь, примите и не смейте больше интриговать. Вы меня знаете: дважды предупреждать не стану. Всё сказанное в равной степени касается и вас, Анжелика.
Я возмущённо вскинула на него глаза. У меня и в мыслях не было подставлять Хатериман! Всё, чего я хотела – это покоя и мира.
– А сейчас, сударыни, прошу меня простить. Дела государственные ждут меня.
Он шёл по коридору и тёмный плащ, словно крылья, стелился за ним над белыми плитами. И сердце моё неровно билось, как у пятнадцатилетней девчонки, которая впервые влюбилась.
Но когда я обернулась на Хатериман, романтическое настроение вмиг улетучилось.
Она смотрела на меня глазами мёртвой змеи, в которой жива только неприязнь, если не сказать – ненависть.
– Ты настроила против меня моего сына. Надеюсь, ты довольна собой?
Это было несправедливо! Чёрт возьми, я не настраивала Атайрона против Хатериман.
– Я буду довольна, когда в нашем доме воцарится мир. Не понимаю, что этому мешает? Я пришла, я здесь – смиритесь с этим, я больше никуда не уйду. Но дворец достаточно велик, чтобы нам уместиться в нём вместе.
Я сделала шаг вперёд, юбки мои зашуршали, словно потревоженный ветром ворох сухих листьев:
– Я в последний раз прошу вас о милости и дружбе. Ваш сын мудр. Никому не нужна война между нами.
– Но каждого, кто пойдёт против тебя, ты уничтожишь?
Наши взгляды встретились. Её глаза горели как угли, насмешливо переливались алыми всполохами.
– Что, по-вашему, я хочу сделать? Лишить вас вашей власти? Отнять всё, что вы имеете? Я не хочу вас уничтожать!
– А чего же ты хочешь?
Я сделала ещё один шаг вперёд:
– Вы знаете, что у обоих ваших сыновей, каждого из которых я любила, ваши глаза, Хатериман? Вы воспитали в них то, что покоряло им людей. Вы сильная, умная, страстная… вы такая, какой я хочу быть. И если бы вы только позволили мне надеяться, что когда-нибудь вы посмотрите на меня если не с любовью, то без ненависти, я была бы счастлива. У нас одна боль в прошлом, одна надежда в будущем. Не можете меня полюбить? Что ж? Мне достаточно будет терпимости. Я нанесу удар только в том случае, если вы не оставите мне выбора. Ваше падение причинит боль тому, кто мне дорог, а мне не доставит радости. Вы станете той правой рукой, которую я отрублю только в том случае, если пойму, что иначе организму не выжить…
– Ты – отрубишь?..
– Отрублю. Не сомневайтесь. Вы каждый раз недооцениваете меня. Но мой тайное желание драться не против вас – драться с вами. Против того, что грядёт.
– Что же грядёт? – свела тонкие брови Хатериман.
– Я ещё не знаю. Но я его чувствую. И оно всё ближе.
Глава 14
В Цитадели климат резче, чем в Оруэлле, переменчивее и капризней. В один момент зной может смениться грозой и наоборот, часто дуют ветра с моря. Но всё же солнечных дней здесь больше. Приятно погожим деньком прогуляться в саду, полном душистых роз.
Огромные, чуть меньше человеческой головы, бутоны, которых на земле я никогда не видела, они какого только цвета не было: больше всего тёмно-алых. Кремовые, розовые, жёлтые, тёмно-синие и даже чёрные, на стеблях разной длины и плетущиеся, карабкающиеся вверх по аркам, прекрасные розы наполняли воздух сладким, даже приторным, ароматом. Но ветер, нагоняющий воздух с моря, не давал цветочным запахом устояться и утяжелиться.
Терраса сбегала прямо к песочному пляжу и блестящим, как чешуя форели, волнам. Море сегодня было спокойным, вода не пенилась и была столь чистой, что на расстояние полуметра можно было увидеть песчаное дно, кое-где перемешенное с калькой и пляшущих между ними рыбок. Милое, умиротворяющее зрелище.
– Долго мы ещё будет тут гулять? – в голосе Ангэя слышались раздражённые нотки.
Вот в ком умиротворения ни на грош не было. Э
«А он, мятежный, просит бури»…
Я не в первый раз задумалась о том, каким мужчиной станет мой сын? И какая женщина способна быть рядом с ним? Привлечь его внимание? Мне представлялось, что по молодости он будет жесток и, каким бы характером и красотой не обладала женщина, она вряд ли сможет стать для него чем-то большим, чем просто кусок мяса на ночь. Но ведь придёт время, когда он повзрослеет достаточно? Я на это надеялась.
Не один человек не может быть счастливым, не любя другого человека. Я же, как всякая мать, желаю лучшего для своего ребёнка, поэтому от всего сердца надеюсь, что когда-нибудь он встретит настоящего друга и настоящую любовь.
– Мне скучно, мама. Здесь ничего нет кроме волн и дурацких цветов, – с презрением протянул он. – Кому они могут быть интересны?
– Мне, – строгим голосом произнесла я в ответ. – Я люблю и солнце, и море, и цветы. А ещё я люблю своего сына. Неужели ты не можешь уделить мне совсем немного времени.
– Да сколько угодно! – фыркнул он, срубая маленькой шпагой головки с нескольких бутонов. – Только почему здесь?
– А что именно тебе здесь не нравится?
– Слишком жарко, слишком тихо и слишком пахнет этими твоими… розами, – с презрением выплюнул он. – У меня от них вот-вот голова разболится. Почему бы не приказать их вырубить?
– Потому что мне они, например, нравятся. И наверняка вашей бабушке тоже?
– Красной женщине? Мне нет дела до того что ей нравится, а что нет, раз сама она не нравится мне. Только не нужно делать такого лица, матушка! Я же знаю, что вам она не нравится тоже. Когда стану королём, немедленно вышвырну её отсюда и велю уничтожить посаженные ею розы.
