– Будем надеяться, что его помощь не потребуется и я смогу отыскать сына достаточно быстро…
– Надейся, – кивнула Хатериман. – Но лучше ко всему быть готовым.
Двустворчатые двери распахнулись почти беззвучно, и я бегом устремилась в сторону Драконьего Логова.
Я почувствовала тревогу моего дракона ещё до того, как вошла в Логово. Молния то издавала надрывный взволнованный клёкот, то оглашала окрестности гневным, угрожающим, громогласным рыком, которое может вылететь только из огнедышащей драконьей глотки. Воздух вокруг словно уплотнился, как бывает перед грозой.
Нетерпение и тревогу мы разделяли на двоих. Пингвин вызывал у Молнии не меньшую тревогу, чем у меня – Ангэй. Если бы могла, драконица уже давно сорвалась бы с места, но охранные заклинания, выставленные Атайроном невидимым, но непроходимым куполом отделяли Молнию от вольного неба. По счастью, даже моей, пусть и небольшой, магии хватило для устранения препятствия. Я не слишком вникала в хитросплетения чар, но действовали они приблизительно так же, как датчики в само открывающихся дверях в супермаркете, реагируя не на человеческое тепло, а на определённые магические волны.
Издав очередной вопль, Молния поднялась, вытягивая шею и расправляя крылья, видимо, чутьём ощутив, что путь открыт, а возможно, рассчитывая на мою способность устранять препятствия. О! Если бы я в действительности это умела! Но за веру спасибо, дорогая. Хоть кто-то мне доверяет.
Мир закачался, кровь шумела в ушах от волнения и перемены давления. Мощный рывок-толчок перед взлётом заставил меня каждой косточкой тела ощутить силу притяжения и тяготы её преодоления. По воздуху шли волны, приходилось прижиматься к жёсткому, горячему драконьему панцирю, изо всех сил сжимая руками кожаный ремень, цепляться за шипы на хребтине Молнии.
Взлетать – самое волнительное во время полёта. Отрываться от земли, терять опору всегда тяжело; всегда дезориентирует.
Я не отдавала никаких дополнительных команд и приказов. Образ наших детей, устроивших этот незапланированный квест «найди нас над океаном» и без того ярко витал между нами. Я отчаянно надеялась на то, что у драконов есть какой-нибудь тайный, неизвестный мне способ обмениваться… ну, не знаю, чем? Что-то нечто навигационного аппарата, встроенного прямо в мозг, способного одновременно с тем работать, как приёмник, улавливая сигналы другого дракона. Проще говоря, с таким же успехом можно рассчитывать на случай, удачу, просто верить в бога… но иногда, когда ничего иного не остаётся, мы, отбросив всякое рациональное начало, именно так и поступаем – верим в чудо, Деда Мороза. Всё, что угодно лучше, чем просто опустить руки, признав полную беспомощность и невозможность что-либо изменить в ситуации.
Молния стремительно набирала высоту. Вскоре Цитадель и её земли остались далеко внизу. Мы ворвались в густую, серую, мокрую вату облаков. Влажность была такой высокой, что выпадала конденсатом на волосах, делая горячую кожу дракона влажной и скользкой. Если с Пингвином было тоже самое, есть лишний способ беспокоиться, хотя я и без того паниковала. Но если до этого мне казалось, что стрелочка на измерители страха зашкаливала, то теперь я убедилась – нет. Градус можно ещё поднять на парочку делений.
Даже с кожаной уздечкой я едва держалась на Молнии, а я ведь летала на ней последние пять лет и моя умница и красавица умела прекрасно под меня подстраиваться. Пингвин же был необуздан, несмышлён и необъезжен. А Ангэй спесивым, самоуверенным до дури, шестилетним ребёнком.
О! Это моя вина! Я была плохой матерью. Боясь отвратить его от себя излишней строгостью, не желая огорчать, да просто щадя себя, потому что сын мой обладал тяжёлым, неудержимым, яростным характером, мало склонным к признанию авторитетов и подчинению, я не смогла оградить его от этой опасности. Не подготовила. Не предостерегла. Не уберегла.
Как ни страшно мне сейчас – я ещё могу жить надеждой, что каким-то чудом Ангэй удержался на своём Пингвине и выжил, но какого мне будет завтра или послезавтра, если это не так? Я не смогу с этим жить. Просто не смогу. Только не с такой пустотой и болью в сердце.
Видимость была почти нулевой. Всё, что я могла разглядеть – серое клубится справа, серое клубится слева; серость позади, впереди, сзади и впереди меня. Летай тут самолёты, была бы высокая вероятность аварии, но в этом мире в облаках летают лишь драконы, которых тоже единицы.
Я почему-то была уверена, что мы летим к Змеиному Острову, от одного воспоминания о котором меня начинало тошнить от ужаса. Страшнее того в моей памяти был только замок, где убили Эвила. Хотя, нет… в замке была дикая боль и отчаяние, а Змеиный Остров – настоящая Обитель Страха. Как Врата в Ад.
Я отчаянно молилась про себя о том, чтобы сын мой оказался не на нём, но в тоже время понимала, что скорее всего именно туда и понёс его Пингвин. Как в своё время поступила Молния.
С другой стороны, между мной и Молнией тогда было нечто вроде сражения, мы мерялись характерами. Пусть сейчас мне сложно было поверить про мою послушную и верную девочку, готовую стоять за меня, как за себя – до последнего, но правды-то не забудешь, пусть и способен закрыть на неё глаза. А правда в том, что умница и красавица угробила до меня пять жён Эвила. Словно меня ждала, моя несравненная. Но она их не просто не приняла – она их убила. Я выжила потому, что мне помог найти подход к дракону Атайрон-Чернокнижник. Возьмись за дело Эвил, и я вполне могла стать шестой жертвой.
Приятно верить в любовь с первого взгляда и в то, что Молния была предназначена мне судьбой, но, чтобы предназначение сбылось порой приходится пахать до седьмого пота.
Молния в тот момент со мной боролась, но между Пингвином и Ангэем никогда не было борьбы. Вот кто был связан друг с другом с самого рождения невидимой пуповиной. Они, эти два создания, чёрт возьми, были характерами похожи. Если характер человека рисовать красками, то Ангэя, как и мою свекровь, и его отца, я бы рисовала черно-красным. Таким же был и Пингвин. Черная чешуя с красными шипами и длинными рогами на голове. В нём было нечто дьявольское, настолько, что даже нелепая кличка, идущая ему как помпон – ракете, не могла смягчить впечатления.
В каждом драконе видимо и правда есть нечто незримое, что связывает его с хозяином. Дракон Эвила был мрачен и горделив, закрыт, но при этом не слишком агрессивен. Словно погружён в себя, в свои мысли – задумчив и независим. При этом предан до последнего вздоха. Он ведь мог спастись, но предпочёл погибнуть вместе с хозяином. Благородный рыцарь чёрно-золотого цвета. Дракон Атайрона был резок, стремителен, отважен и изворотливо-хитёр, можно сказать – коварен.
Молния же моя была осторожна, предпочитая политику отхода политике нападения, но уж если решалась атаковать, превращалась в воплощённую смерть – за ней никогда не числилось промахов. Спокойная, ровная, задумчивая – при нанесении ударов беспощадная и расчётливая.
Но вернёмся к Пингвину. При всей свирепости его нрава я не боялась, что Пингвин может причинить Ангэю вред. Он так же предан сыну, как был предан хозяину его отец. Но оба были слишком неопытными и горячими.
