Я чувствовала напряжённое тело Молнии под собой, чувствовала ужас толпы и жажду дракона облить своей яростью стоявших перед ним маленьких человечков… Я видела холодный зеркальный блеск острого, как бритва, лезвия, у маленького горла сына.
Я королева. Я должна знать, что делать даже тогда, когда понятия не имею…
А время стремительно несётся вперёд…
А на решение нет времени…
А действие не обратить вспять…
Цена ошибки – цена жизни. Говорят, что любовь сильнее смерти? Бред и ложь! Смерть сильнее любви. Смерть всё поглотит. Из её зубов-жерновов ничего не вытащить. Я пыталась… но невидимый купол прочнее любой тверди. Потеряв отца, я не переживу смерти его сына…
Эта тысяча и одна мысль стремительным потоком неслись через мою голову и сердце. А вместе с ним возможный способ исхода. Разве в самый последний момент не должны были бы появиться Атайрон и Хатериман верхом на грозном драконе? Появиться и спасти ситуацию. Сравнять счёт, исправить все сделанные ошибки, сжечь дотла – их. И спасти – нас.
Но секунды стекали каплями в раскалённый песок, а небо оставалось жестокосердно-чистым. Ни одной спасительной тени – лишь раскалённый диск солнца висел над нами безмолвным свидетелем.
– Госпожа?..
Повторяет он вновь?.. Или это всё тот же до бесконечности растянутый момент?
– Отпустите дракона, – словно со стороны слышу я свой голос, похожий на сухой ветер здешних пустынь.
– Боюсь, что это невозможно. Никто не посмеет приблизиться к нему без риска быть растерзанным. Но вы, если пожелаете, можете спуститься и освободить его сами, – слова вежливые, а голос сочится мерзким, сладким ядом.
В чёрных узких глазах мятежников я читала приговор Пингвину – смерть. И в сердце моём вновь взметнулось пламя, почти залитое безнадёжностью. Несчастный детёныш верной Молнии этого не заслужил! Моя верная соратница – тоже! Будь что будет – но мы либо прорвёмся, либо погибнем, как жили – все вместе.
Почувствовав изменения в моём настроении Молния издала победный клёкот и расправила крылья, взметая вокруг алую пыль…
Несколько секунд я с ужасом не могла рассмотреть, что творится там, внизу, на земле. Лишь слышала крики, в которых органично сливались удивление и ярость.
Когда дым рассеялся, я увидела, что Дэйн катается по земле, прижимая окровавленные руки к глазам в нескольких метрах от моего сына, окружённого кольцом пламени.
Ангэй стоял, раскинув руки, словно обнимая окружавшую со всех сторон опасность или готовясь рассеять её одним взмахом рук. Клинок, потускневший от крови, валялся у него под ногами.
«Он воспользовался магией», – с гордостью осознала я. – «Мой безумно храбрый сын по-прежнему не ведает ни страхов, не сомнений – в отличие от своей смертной матери».
Молния, не дожидаясь приказа, одним махом обратила в головёшки лучников, посмевших натянуть тетиву, нацелив стрелы на своего короля. Пламя не обратило их в пепел, они горели, громко вопя, ломая строй. И это было, должно быть, страшно, но меня не пугало.
Ангэй, не раздумывая, бросился к Пингвину, рвущемуся к своему хозяину, вопреки удерживающим его путам. Не обращая внимания на то, что между ним и его драконом несколько десятков опытных, умелых воинов. Схватив нож, он не колеблясь вогнал его в живот одному из тех, кто пытался его схватить. Ещё троих отбросил магическим щитом. От остальных мы с Молнией прикрыли его огненным валом.
Перепрыгивая через горящие тела, увёртываясь и уклоняясь от случайных ударов, он с разбега вскочил на спину Пингвину, и металлическая цепь в его руках вспыхнула золотом и рассыпалась трухой. Издав трубный клич, Пингвин расправил крылья и толчком оттолкнулся от земли, набирая высоту.
Мы с Молнией кружили рядом, прикрывая.
Странное это было чувство… неверие наполовину с дикой яростью. Неужели это мой шестилетний сын нашёл выход там, где меня парализовало от ужаса?
Невыносимый, храбрый, умный и несносный мальчишка! В кого же ты вырастешь, когда вырастешь?.. Кем ты станешь? Чудовищем? Полубогом? И неужели это я дала тебе жизнь?..
Я чувствовала себя мышью, породившей гору.
Ангэй обернулся, чтобы проследить, следуем ли мы за ним, будто я могла оставить его?..
Земля была далеко, а из опасностей здесь оставались воздушные течения, которые, конечно же, не стоит недооценивать, особенно в случае, если Пингвин ранен, но которые ни в какое сравнение не идут по сравнению с людьми.
Я не смогла защитить сына. Он защитил себя сам. Как странно и жутко осознавать это. И… я чуть было не решила разбазарить государственные земли?
Меня всё ещё потрясывало, когда мы вернулись в Драконье Логово.
Я чувствовала себя сдувшимся шариком – сил не оставалось ни на что.
Так всегда бывает после большого выплеска адреналина в кровь, когда действие гормона сходит на нет и ты начинаешь казаться себе машиной, у которой закончился бензин и всё – финиш, сколько не крути зажигание, дальше не поедешь.
Мне хотелось запереться у себя и никого не пускать, никого не видеть, ни с кем не говорить, но о подобной роскоши можно было только мечтать. Толпились придворные, толпилась охрана – топтались у входа в Драконье Логово. Приблизиться им мешал страх перед драконами, но стоит нам шагнуть за порог, как обступят со всех сторон. О желанном одиночестве не может быть и речи…
А ещё был драгоценный сыночка, заслуживший горячего леща. И нужно обеспечить ему заслуженное.
Спускаясь с шипастого гребня Молнии, я едва ли не кряхтела, как древняя старуха. Ангэй же скатился с Пингвина бодрячком, как с горки в парке. По его внешнему виду никак нельзя было сказать, что он раскаивается в содеянном. Паршивец чувствовал себя героем, что сквозило во взгляде, осанке – во всём победном виде.
– Здорово прокатились, правда? – его улыбка больше походила на ухмылку.
Мне хотелось отвесить ему оплеуху, но вокруг было слишком много свидетелей. Любопытных ушей. Не по-царски это – дать выход естественным человеческим эмоциям.
– Лучше не бывает, – сквозь зубы процедила я.
Видимо, что-то в моём голосе Ангэя всё-таки зацепило. Наглая довольная улыбка сошла с его лица, и оно совсем не по-детски вытянулось. А что вообще в его поведение было детским за последнее время?
