– Вы всё усложняете, матушка. Наши враги мертвы и беспокоиться теперь не о чем. А если они посмеют вновь пойти против нас, снова познают наш гнев!
– Сейчас, сын мой, вы познаете мой гнев. Любите карать за провинности других, так умейте достойно понести наказание и сами. Стража!
Ангэй нахмурившись, обернулся на вошедших. Впереди обычных охранников, пусть и элитных, шёл наставник, выбранный Атайроном.
– За то, что вы ослушались моего приказа, проявили не послушание, чем подставили всех нас под угрозу смерти и пленения, вы будете наказаны. Отведите царевича в подвальные казематы, оставите его в камере до вечера без света.
– Что?! Вы не посмеете!
– Я должна. Вы можете посвятить это время тому, чтобы начать меня ненавидеть, мой гневливый сын, а можете хорошенько поразмышлять о том, что у всего есть границы.
– Даже у вашей любви? – с вызовом взглянул он на меня.
Я подошла и опустившись рядом с ним на корточки, отвела прядь от бесконечно дорогого лица. Сердце моё переполнялось болью. Не из-за вынесенного наказания – я не сомневалась в том, что он его заслужил, а потому, что я видела злые, опасные ростки в его душе и, откровенно говоря, плохо представляла, как их корчевать.
– Именно моя любовь к вам, сын мой, заставляет меня на этот раз проявить строгость. Вы должны прочувствовать все тягостные последствия своего необдуманного поступка.
– Я – король! Ты не имеешь права бросать меня в темницу! Да они и не справятся со мной! Не посмеют. И не сумеют! Ты же видела, что стало с тем, кто поднял на меня руку…
Я поднялась, глядя на сына сверху – вниз.
– Вы сейчас пойдёте вместе со стражей и с достоинством примите предписанное наказание, как и положено человеку с благородной кровью. Принять наказание добровольно за заслуженную провинность. А если вы не сделаете этого, сын мой, если моё слово для вас не авторитет и не указ, я больше не нужна вам. Как бы больно мне не было, клянусь, я немедленно покину Цитадель.
Сын поднял на меня глаза. Несколько секунд мы глядели друг на друга в молчании. Кровь стучала у меня в висках и гудела в ушах, а руки – холодели. Сказанное мной не было ложью. Если сейчас я не смогу подчинить его себя, он вырастет в неуправляемого тирана.
– Хорошо, – сделал Ангэй шаг назад. – Вы правы, матушка. За свои ошибки должен платить даже король. Но можно мне хотя бы факел оставить?
– Нет, – не дрогнула я (хотя так хотелось!).
– Но там же крысы! – на его лице отразились страх и брезгливость.
– Какой мужчина боится крыс?
«Ничего, у тебя есть твоя магия, – пронеслось у меня в голове. – Темнота и страх тебе точно не навредят, если уж полсотни наёмников не справились».
Гордо выпрямившись, сын хлюпнул носом, но царственно важно заявил:
– Идёмте. Я готов.
Мужчины окружили его со всех сторон. Наставник-маг был гарантией от неприятных магических сюрпризов.
Он не ел около пяти часов. Его костюмчик пропитался кровью павшего мятежника. Я запретила давать ему факел. Он ещё ребёнок! Ему же нет и шести. А все его жестокие речи – он просто не понимает до конца, о чём говорит.
Но перед глазами промелькнули картинки, как, не раздумывая и не колеблясь мой шестилетний сын убивал. И его решительность избавила нас от опасности. Он вырастет настоящим воином, бесстрашным и сильным. Что хорошо. Но ещё у него есть все задатки бессердечного тирана.
Внутренний голос вопил о том, что жестокостью жестокость не исправить, что нужны любовь, понимание, нежность… которые люди, подобные Ангэю и Хатериман принимают за слабость.
Он должен меня уважать. Иначе всё станет ещё хуже. На любого дракона должна быть своя узда. Я постараюсь ему внушить мысль о том, что он принял наказание добровольно, поступил благородно, но время, проведённое в компании крыс вряд ли ему понравится. Надеюсь, он станет осторожнее.
Своего решения я не отменила, хотя, бог свидетель, мне было бы легче отправиться в подземельные казематы самой.
Глава 17
Не успела дверь закрыться за Ангэем, как почти следом распахнулась вновь. Атайрон появился в дверном проёме, полностью заполняя его собой. Под тяжёлым чёрным плащом, наброшенным на плечи, отливал металлическим блеском доспех и столь же мрачный блеск отражался во взгляде Атайрона.
Вид у него был столь суровым и нерадостным, что я ощутила нечто вроде робости.
Мне казалось, прошёл не день с той минуты, как мы расстались – прошёл век. Словно полжизни пролетело с тех пор, как мы расстались утром.
Я едва не потеряла сына…
Откровенно говоря, я опасалась…чего? Того, что он может сказать мне; того, что могу наговорить сама.
Мне отчаянно требовалась опора. Что-то тёплое и твёрдое под моими руками. Мне нужны были любовь и опора. Я не отказала себе в радости сорваться с места и, бросившись к нему, повиснуть у него на шее, зарываясь лицом в мягкий мех опушки на воротнике. И с облегчением почувствовала, как его руки смыкаются на моей талии, обнимают – не отталкивают.
– Атайрон!..
Вот теперь отстранился, отступая на шаг, чтобы заглянуть мне в лицо:
– Ты в порядке? – он явно старался смягчить голос, но он всё равно прозвучал отрывисто, лающе. – Как Ангэй?..
– Я велела запереть его в подземелье.
По лицу Атайрона не удалось прочесть, осуждает он моё решение или одобряет.
– Это было ужасно! Он попал в плен к Дэйну Терли, и…
– Я знаю.
– Откуда?!
– Я был там, – мрачно добавил Атайрон, выразительно поведя бровью.
– Был?..
– Конечно. Я полетел за вами почти сразу же, как только гонец от матери доложил мне о случившемся. Но, к сожалению, всё же недостаточно быстро…
Он с нежностью обнял меня, бережно прижимая к себе. Это было таким бальзамом после всего ада, сомнений и страхов чувствовать себя в безопасности, чувствовать себя любимой. И я размякла, начав хлюпать носом.
– Я всё время ждала, что ты вот-вот появишься, и спасёшь нас. Только эта мысль меня и поддерживала, не давая окончательно пасть духом.
– Мне жаль, что обманул твои ожидания, но я рад, что всё обошлось…
– А всё обошлось?
– Более или менее, – сказал Атайрон, сбрасывая с себя тяжёлый плащ. – Ты жива, наш отчаянный король – тоже. Кажется, парнишку можно поздравить с первым боем? С первой одержанной победой?
– Он убил человека. Ему – шесть.
– Да. И это его спасло. К сожалению, вы убили не всех. Так что из-за твоего гуманизма, любовь моя, война разразится чуть раньше, чем могла бы.
– Война?.. Усмирение кучки бунтовщиков посреди пустыни – это ведь ещё не война? – с надеждой спросила я. – Ведь настоящая война невозможна, правда? Или… возможна?
