– Отвези меня домой, – прошу.
Не возражает, молча кивает, и мы собираемся. Беру с собой какие-то вещи, собираю сумки, забираю все самое важное. Когда дохожу до бумаг, к которым Ян даже не прикоснулся, в глазах снова встают слезы. Но я не позволяю себе плакать, молча поднимаю папку и прижимаю к себе. Ян берет мои сумки, осматривает комнаты, не забыли ли чего, выключает свет. Говорю ему, чтобы собрал еды, он выполняет, собирая еще одну сумку.
Не хочу больше здесь оставаться. Даже если так случится и Тэон… вернется, то он не придет сюда. Он пойдет домой. А я…я должна буду его там ждать. Обязана его там встретить. Это мой долг.
А если не вернется…
Садимся в машину и долго едем. Все совсем не так, уже предчувствую, как будет больно входить в наш дом, как будет тяжело, но… это наш с ним дом, своим неприсутствием я оскверняю добрые намерения Тэона. Веру в наше совместное будущее.
Хоть я и руковожу Яном, он восемь раз проезжает мимо нужного поворота. Приходится сесть за руль самой. И даже после этого инкуб только по приближению непосредственно к дому удивился, что он там вообще есть.
– Это защита, – объясняю.
Ян таращится на особняк и медленно кивает, находясь в откровенном шоке.
Делаю над собой усилие и захожу внутрь. Тишина и покой. Как странно, я ожидала скорбь и отчаяние. Но ничего подобного. Дом как будто пропитан нашей любовью, он наполняет меня воспоминаниями. И несмотря на боль потери они приносят мне радость.
Поднимаемся наверх и идем к спальне. Там, где мы были так близки. Остро отдается на мгновение в душе, но все равно…
Наши простыни, наша ванная, мы здесь жили. Хоть и совсем недолго, но дом помнит нас. Наш дом.
Зря я не возвращалась сюда раньше. Мне казалось стоит мне сюда приехать и я разлечусь на кусочки. Но нет. Это обратное чувство. Именно здесь я вдруг начала склеивать осколки своей души.
Ян ставит сумки на пол и тихо осматривает нашу спальню.
– Он называл меня Принцессой, – зачем-то рассказываю, – он делал все, чтобы я чувствовала себя так.
Оборачиваюсь, смотрю на Яна, вижу теплый отклик в его глазах, чуть улыбаюсь и продолжаю с той же нарочитой легкостью, с которой он говорил о своей любви.
– Знаешь, ведь мы поженились внезапно, – рассказываю дальше, – я думала мы будем долго искать церковь, священника, но нет. Тэон все уже продумал и подготовил. Как и с этим домом. Когда мы еще не были вместе, мы ездили к одному архитектору, и там в шутку представляли, каким будет наш дом.
– Но Тэон запомнил. Он сделал это для нас.
Ян улыбается смелее.
– Он тебя очень любил, – замечает.
Нижняя губа дрожит, но я заставляю себя улыбнуться во всю ширь.
– И знаешь, он ведь придумал, как избавить меня от рабства, – весело заявляю, – он нашел суккубку и готовил ее на откуп. Чтобы меня освободить. Ты представляешь? Ну где это видано, чтобы дьябольеры были такими? Где это видано, чтобы они так сильно любили?
Не выдерживаю, начинает трясти, делаю глубокие вздохи. Ян подходит ближе и прижимает к себе. Но нет, не буду плакать. Не в этот раз. Пусть этот дом не будет наполнен слезами. Только радостью. Только нами.
– Я так люблю его, Ян, – выдыхаю то, что так хочется сказать теперь ему.
Инкуб гладит меня по волосам, успокаивает.
– Он это знает, – заверяет, – где бы он сейчас не находился, он это знает.
Где бы он не находился…
***
В родном доме день проходит быстро. Распаковываю вещи, Ян помогает их развешивать, иногда забавляется с моими откровенными нарядами, заставляет меня улыбаться. Я рада, что он поддерживает мои попытки позитивного настроя. Судя по всему, он тоже.
Готовлю ему обед из тех продуктов, что мы принесли, ест и хвалит. Говорит, что здесь еда вкуснее. Знаю это наверняка. Здесь все необычное. Солнце светит ярче, небо бесконечнее. Мир спокоен и чист. Нет здесь места демонам, даже наши с Яном порождения тьмы как будто засыпают.
Потому что наш с Тэоном дом это настоящее место света. Его построила наша любовь, а ничего прекраснее в этом мире нет.
Ставлю нашу любимую песню, unchained melody заполняет собой весь дом. Ян ходит за мной тенью и наблюдает. Знаю, что присматривает за мной, но больше не переживает так сильно. Здесь я спокойнее, здесь мне легче переносить утрату. Здесь он как будто рядом со мной.
У меня ведь даже не было возможности похоронить его. Дьябольеры его просто… уничтожили. Но ведь это важно прийти на могилу и…
Нет. Если будет могила, значит все действительно кончено. А если ее нет, значит… значит это еще не конец. Значит, я все еще могу верить, что смерть не забрала его. Пусть это и невозможно.
Смерть.
Единственный конец, который я не люблю.
– Здесь хорошо, – признает инкуб. – Ты здесь хозяйка. Это не тоже самое, что с квартирой. Здесь ты свободна.
Соглашаюсь улыбкой, вальсирую в одиночестве, Ян даже не пытается приближаться, молча наблюдает за моим молчаливым танцем.
– Крис писал, – сообщаю, – говорит, что почти подобрался к месту. Еще чуть-чуть и он напишет точный адрес.
Ян кивает, продолжает наблюдать за моим ребячеством. За моим спасением от голодных страхов, которые только и ждут, чтобы наброситься на меня и разорвать на кусочки.
Но здесь совсем другое место, здесь все по-другому, здесь я…
Закрываю глаза и кружусь, представляю, как Тэон оказывается рядом, как он обнимает меня. Какое-то жужжание чуть отвлекает, но не обращаю на него внимания. Слушаю нашу песню…
– Руби, – выводит меня из грез тревогой Ян. Останавливаюсь и смотрю на него, пока не впускаю в свою реальность того, что отражается на лице инкуба. Стою посреди зала и молчу. Все еще слушаю нашу песню.
Ян делает глубокий вздох, в глазах сочувствие, медленно подходит и берет меня за руку. Извиняется уже намерениями.
– Малышка, – сжимает мою ладонь, не смотрит мне в глаза.
Каким-то шестым чувством догадываюсь, к чему все это идет. Но не хочу, не желаю думать о подобном! Нет! Не здесь, не сейчас, не под эту песню.
– Маленькая моя, – смотрит мне в глаза неожиданно, пугает до невозможности, – прости меня.
– За что? – Каменею, готовлюсь как минимум к удару под дых.
Молчит, пытается всем своим видом передать мне свои извинения.
– Ойелет, – выдыхает.
– Что Ойелет?
– Он… хочет тебя к себе.
– Зачем?
– Пришло время, Руби. Он готов.
– Нет, – пячусь назад, но Ян хватает меня и приближает. – Нет! Нет!
– Малышка, солнышко мое, тише, – пытается успокоить, но удерживает, не дает вырываться.
