– Всегда, – напоминаю. – Лишь телом.
Молчит, поднимает меня, несет к кровати и укладывает, расставляет руки, продолжает исследовать кожу своим жарким дыханием…
Уже готова к нему, к резкому входу, боли, наслаждению…
А он целует меня в последний раз и одаривает улыбкой.
– Пойду, приму душ, – сообщает. – Со мной?
Мотаю головой, он в последний раз опускается к моим губам, а затем поднимается на ноги. Провожаю его взглядом и…в какой-то степени ожидаю подобного. Не удивлена, но и не разочарована.
Делаю глубокий вздох. Что же, Султан, посмотрим, надолго ли тебя хватит.
Глава двадцать пятая
Тэон
Анжелики продолжают мне не доверять. Не скажу, что я против, наоборот… но сил нет уже бороться с их твердолобостью. Им не понять, насколько сильно я хочу выжить, насколько сильно я хочу вернуться к ней…
Думаю о ней, вспоминаю и вроде бы становится легче. Ну и пусть раны не затягиваются, пусть боль настолько адская, что каждый вздох дается с трудом. Ничего, все это ради нее. Даже если я сам не доживу, то хотя бы вернусь к ней, пусть знает, что я не оставил ее.
Есть ли жизнь после смерти дьябольера? Не знаю. Но я бы вернулся к ней, стал бы ее проклятым демоном, оберегал ее, защищал. Мое состояние уже не позволяет мне полагать, будто у меня есть шанс, пора подумать о будущем.
Да, я знаю, нельзя сдаваться. Но это не поражение, это расчет. Просто обдумываю возможности после того, как меня не станет…
Наверное, так всегда бывает, когда ты понимаешь, что чего-то ты будешь неизбежно лишен. Знаю наверняка, что спокойствие внутри это лишь прикрытие. Вроде неизбежности, я словно готовлюсь к этому, чтобы потом не удивляться собственному концу.
Знаю, глупо, но… что мне еще остается?
Думаю о ней, о ее улыбке, о ее объятиях, о ее коже, тепло, которое она мне дарила, полностью себя мне посвящала. Любовь… как приятно, когда в мире есть кто-то, кто так сильно тебя любит. Ради этого стоит жить, ради этого стоит открывать глаза.
Ради этого я дойду до конца.
Поднимаемся на башню, готовимся. Рэд с братом обсуждают стратегии, я просто сижу на ступенях и пытаюсь собраться с силами. Этот чертов анжелик потратил их слишком много, чтобы я мог спокойно сосредотачиваться только лишь на своей основной ране.
Как представлю, что этот ублюдок подходит к моей женщине…
Стена идет трещинами от моей ненависти неприкосновения, неудивительно. Но анжелики замечают. Ничего не говорю, притворяюсь, будто так и было. Жду.
Скорее бы уже. Сколько еще Руби будет оставаться одна?
– Ждем, когда они начнут взрывать входы и выходы, – уже в семнадцатый раз повторяет мальчишка.
И это я не считаю тех разов, которые они повторяли план в зале. Плевать мне на ваши планы, я просто хочу поскорее выбраться отсюда.
Видят, что я не очень-то сговорчив, не лезут ко мне, переговариваются между собой. Сжимаю кольцо и прокручиваю его на пальце. Придает сил. Любимая, ты представляешь? Этот кусок метала придает мне сил.
Ты со мной и это заставляет меня выживать, не сдаваться.
Принцесса…
Слышатся взрывы, слышу от мальчишки «пора» и он бежит наверх с телефоном в руках. Так рвется вперед, что аж спотыкается. Поднимаюсь на ноги, наблюдаю за ним, Рэд так вообще, кажется, начинает молиться. Ждем. Отсюда видно плохо, но мальчишка маячит в обозначившейся рассветом башне. Набирает номер, ждет.
– Не ловит! – Кричит нам.
– Подбрось в воздух! – Кричу.
Заглядывает вниз, кивает, отходит и делает, что я говорю. Какое-то копошение, короткие шаги – слышу дозвон.
– Роджер! На нас напали дьябольеры! Мы в монастыре!.. Роджер! – Видимо снова подбрасывает телефон в воздух. – Ро…
А потом раздается какой-то странный свист и разбивается стекло. Все тихо, даже взрывы затихают. Рэд напряженно выступает вперед и ахает, когда видит мальчишку, летящего вниз. Его телефон ловлю чисто на автомате, пока Рэд ловит своего брата.
– Гил! – Прижимает к себе, стаскивает с лестницы. – Что? Что?!
Мальчишка стискивает зубы и указывает на плечо. Отпихиваю Рэда и резко сдираю с мальчишки рубашку. Вскрикивает, вижу рану, из которой сочится яд, черными разводами расходится в разные стороны.
– Пуля?! – Не понимает Рэд и смотрит на меня. – Они что? Теперь снайперы?
– Это не простая пуля, – объясняю, пока яд расходится в разные стороны. – Материалом служит тот же сплав, что и в клинках.
Рэд тут же извлекает клинок анжеликов и лезет вперед. Отталкиваю его и мотаю головой.
– Твой клинок здесь бесполезен, – сообщаю. Рэд растерянно смотрит то на мальчишку, то на меня. – Здесь что-то сделать могу только я.
Извлекаю клинок дьябольеров, Рэд сразу же оттаскивает меня в сторону и прибивает к стене, пробует угрожать удушьем, но я даже не утруждаю себя сопротивлением, безразлично наблюдаю за его отчаянием.
– Не трогай моего брата! – Так напуган, что даже тошно.
– Хорошо, пусть умрет, – спокойно говорю.
– Рэд, пожалуйста… – пытается сесть мальчишка, но яд все больше распространяется и ему уже тяжело даже лежать.
Анжелик в растерянности, оборачивается на брата, резко смотрит на него, потом снова на меня, потом повторяет. Стискивает зубы и отступает. Расправляю плечи, подкидываю клинок в воздух и перехватываю его в полете поудобнее, внимательно отслеживая реакции Рэда.
Не мешает.
Подхожу к мальчишке и сажусь рядом, прицениваюсь к ране…
– Это поможет? – Неуверенно спрашивает он.
– Да, – отвечаю. – Но будет больно.
Кивает сначала неуверенно, набирается смелости, потом увереннее. И вот я уже вскрываю его рану клинком, а мальчишка хватает меня за руку и стискивает так, что почти ломает кость. Перекашивает от боли, орет дичайшим голосом, так и не скажешь, что он на подобное способен.
Уверенно добираюсь до пули, выковыриваю ее и пытаюсь подцепить. Пока все это делаю – вспоминаю. Как когда-то моя любимая так спасала джина. Показывала мне, насколько она другая.
Странное чувство, но… я словно начинаю понимать ее. Жертвы неизбежны, так или иначе, ведь мальчишка вызвал других анжеликов. Даже если они ничего не поняли, они знают, куда им отправляться, что делать. Зачем мне спасать мальца?
Не знаю, просто… как-то глупо для того, кто так долго привык считать страх – формой личного признания. Смотрю я на него и… жалею. Черт возьми! Что со мной такое? Почему мне внезапно становится его жалко? Я разве вообще на подобное способен? Никогда, я никогда не был на это способен.
Но сейчас…
