Сол прошелся по комнате, взял свои вещи и, похоже, подумал о том же, о чем думала и я.
– Надо бы заглянуть в магазин, – ухмыльнулся он.
Молча кивнув, я дождалась, пока он оденется, и мы отправились за покупками. В ситуации охоты, смены дьявольской власти, да и вообще всей этой чертовщины, которая творилась вокруг, поход в магазин казался какой-то глупостью.
Поскольку я заехала в дали дальние, магазин одежды здесь был один и очень маленький. Это не проблема для тех, на ком одежда сидит идеально. Просто черные джинсы и футболка на мне, тот же комплект, только мужской, на джине.
Когда я вышла из примерочной, он уже ждал меня и улыбался. Осмотрел меня с ног до головы и вскинул брови.
– Я надеялся на более откровенный наряд, – замечает двусмысленно.
– Мы идем на дело или в постель? – Выдаю в ответ.
Завожу. Взгляд туманится, подходит ближе, привлекает…
– Ты же знаешь я бы предпочел второе, – замечает, приближаясь к моим губам.
Опять. Не скажу, что я тут такая праведница, стою и всячески пытаюсь держать себя в руках. Да, я хочу его и это отрицать бесполезно. Мое тело и мой разум говорят об этом, зачем вообще пытаться сопротивляться?
Но все-таки не его я хочу рядом, не с ним я хочу проводить время.
– Что мы будем делать? – Отвлекаю.
Для разнообразия не пытается склонить меня к сексу. Его несдержанность можно понять, он три месяца торчал в лампе. Я осушала его по полной, а он все поднимался и продолжал. Держал в себе все он слишком долго.
– Нам понадобятся некоторые книги, – сообщает, а я тут же вспоминаю библиотеку. Зря. – Думаю, колдун нам в этом поможет.
Убирает прядь волос мне за уху, гипнотизирует своим вожделением в глазах…
Колдун?
Хочу спросить, но ведь это уже не требуется, все понимаю мгновенно. Доходит еще быстрее, огорчает. Как всегда.
– Так у тебя и в этом отношении был план, – констатирую.
Обидно. Берет даже какая-то злость. Ну сколько можно искать в нем то, чего никогда не будет? Он всегда меня предаст, всегда обманет! Заруби себе это на носу!
– Малыш… – смаривает слабостью, чуть успокаивает, но только лишь вожделением близости – я уже говорил тебе: таков был план.
– И я все еще часть его, – отстраняюсь, отступаю, но он ненавязчиво берет за руку, не отпускает.
– Ты – лучшая его часть, – призывает смотреть ему в глаза, но я сопротивляюсь. – Малыш…
– Хватит, – злюсь, пытаюсь высвободиться, но он снова привлекает к себе, заглядывает в душу. – Ты никогда не выбираешь меня.
– Я всегда думаю наперед, – поправляет, но нежность в его голосе медленно тает, – что плохого в том, что у твоего мужчины есть план?
Смотрю ему в глаза и холодею.
– Но ты не мой мужчина, – заявляю с дрожью в голосе.
– Неужели? – Ухмылка совсем без влюбленности, намекает на то, чем мы занимались вчера…
– Перестань, – пробую высвободиться, но он вдруг сжимает сильнее. Пугает. Наблюдаю за зверем, что просыпается в нем. Доигралась. – Ты же понимаешь, через что я прошла.
– Да, понимаю, – спокойно, но серьезно. – И в чем именно ты меня обвиняешь?
Эмоции уходят, остается только тот, кого бы я не хотела видеть. Почему?
– Я тебя не обвиняю, – спокойнее, ведь забываю, что с джином нужно осторожнее.
Слишком поздно.
– Скажи это, – требует.
Стискиваю зубы и не могу не подчиниться.
– Тебя не было рядом, тебя не было со мной, когда…
И вот тут-то он мне напоминает. О том, кем является, о том, чего надо опасаться. Хватает меня за горло и с силой прибивает к стенке. Не больно, но… отрезвляет. Не сжимает, но… словно одергивает. Лицо совсем другое, никакой нежности не осталось. Доминирование, превосходство, сила. То, что он никогда мне не показывал…
– Не требуй от меня того, что он давал тебе, – отрезвляет, словно пощечина. Смотрю ему в глаза, боюсь разгневать. Страшно, когда такой как Сол предостерегает. С трудом сглатываю, нижняя губа дрожит. От страха. – Ты всегда знала, что я другой. И ты любила меня за это.
Распахиваю глаза, хочу возражать, хочу кричать «нет!». Но не могу. Он подавляет во мне сопротивление, возмущение.
Он подавляет меня.
Сама вжимаюсь в стену, чувствую его уверенные пальцы на моей шее, как будто если не сделаю этого, он причинит мне боль. Не физически. Только взглядом.
Отпускает неожиданно, разворачивается и уходит, а я… что можно требовать от той, кто уже разбита на тысячу осколков? Не испытываю боли, только облегчение, но слезы все равно льются. Что это? Почему?
Делаю глубокий вздох и наблюдаю за тем, как он замедляется и цепляется взглядом за черную кожанку на вешалке. Он больше не думает обо мне, больше не желает бороться. Потому что не осталось конкуренции.
Я всегда знала, что он другой, он прав, это не открыло мне глаза. Но таким он раньше со мной никогда не был. Три месяца в лампе изменили его? А почему я решила, что его хоть что-нибудь меняло?
Это он. В прошлом – Великий Царь, которому не повезло попасть в рабство Ойелета. Всю свою долгую жизнь он искал пути и возможности, чтобы спастись. То, что он внезапно увлекся мной разве делает его обязанным быть со мной нежным и любящим?
Нет. Это был Тэон. Он был моей половинкой, он был моим миром и любовью, именно он поступался всем, только лишь чтобы я была счастлива.
Но Сол никогда таким не был.
И никогда не будет.
Но если он сейчас уйдет, я останусь совершенно одна. Может быть это и неправильно, но – кого я обманываю? Пока я хранила его лампу, я хоть на какую-то долю допущений позволяла себе думать, что я не одна. Признаю, это было приятно, когда он боролся за право быть со мной, когда ему приходилось сражаться с Тэоном за обладание мной.
Но я всегда знала, что он не выберет меня в конечном итоге. Потому что это было лишь соревнованием, которое он отчаянно хотел выиграть.
И что теперь? Вспомни, что тебе все еще нужно от него, перестань обманывать себя. Никто в этом мире больше не сможет дать мне то, что давал когда-то Тэон. Я должна с этим смириться, должна это просто принять.
Делаю еще один глубокий вздох, проглатываю гордость и отчаяние, подхожу к Солу ближе, как только он надевает куртку. Чувствует меня, знает, что я рядом, но не оборачивается. Выдыхаю и утыкаюсь ему в спину. Наказание в непрощении. В непринятии самого главного.
– Прости, – извиняюсь.
Проходит больше, чем секунда прежде, чем он позволяет себе милость. Дожидаюсь его, очень надеюсь на снисхождение. И оно следует. Но в каждом его движении я чувствую очевидность: это в первый и последний раз. И вовсе здесь не слова. Я знаю, что это итак много, он никому не позволял с собой так обращаться. И в этом должна быть моя маленькая, но победа. Этим я должна успокаивать свою гордость.
