Я понимаю.
Но она все еще не в порядке. Подбегаю, осторожно беру ее на руки, пытаюсь ее пробудить. Бесполезно. Слишком мало чтобы она вернулась.
Сердце срывается на бег, опускаюсь к ее губам и отдаю. Добровольно, безропотно, всецело. Ее демон желает жить, потому испивает меня, словно сосуд, впитывает в себя живительную энергию. К счастью, у меня ее много. Ей хватает…
Какой-то странный звук раздается… откуда он? Не понимаю, сосредоточен на исцелении. Но и она его слышит. Веки легонько вздрагивают, улыбаюсь, ведь она приходит в себя…
Чуть отстраняюсь, смотрю на ее изодранные одежды в тех местах, где ей причиняли боль. Пока не полностью в порядке, но все же лучше.
Моргает, пытается сесть, цепляется за меня скорее машинально. Прислушивается.
– Ты… слышишь? – Спрашивает, даже не понимает, что это именно я.
Решаю прислушаться и понимаю: это песня. Знакомая, как не странно. Где я ее слышал? Что-то явно неновое… да-да, вспомнил – unchained melody, кажется…
Но пока задумывался и узнавал, она повернулась ко мне. Узнала. Заглянула мне в душу и все, я попался окончательно и бесповоротно. Она так близко…
– Это… – сглатывает волнение – ты меня спас?
Почему она спрашивает? Почему сомневается? Разве она могла его видеть? Он только вернул ей жизнь…
Смотрю на нее, понимаю, что она хочет услышать, знаю, что этого будет достаточно, чтобы она…
Делаю глубокий вздох и выдавливаю слабую улыбку.
– Конечно, – заверяю, а на душе паршиво.
Зачем я ее обманываю?..
Принимает. Даже не пробует сомневаться, просто все слушает эту мелодию. Откуда она звучит? Ничто в окружении всей этой битвы не могло внезапно ее пробудить. Почему эта песня льется как будто отовсюду? Почему она задевает даже меня?
Почему она так сильно желает найти ее источник?
И вдруг наступает момент, когда песня вдруг резко обрывается на словах «I need your love». Вздрагивает и хватается за грудь. Слезы градом льются из ее глаз, заходится такой жуткой истерикой, что я первые пару мгновений даже не знаю, что делать.
Плачет ее душа. Взрывается болью, как будто…
Прижимаю ее к себе и пытаюсь успокоить. Но она переходит на какой-то дичайший вой, скребущий душу до самых глубин. Как же не по себе от этой невыносимой боли потери…
Мне было неведомо это чувство, я был слишком сосредоточен на своем деле. Но именно сейчас я начинаю понимать, ради чего все эти песни, ради чего все эти подвиги и запределье. Любовь действительно необъяснима. Но прекрасна.
Мне удалось лишь взглянуть на нее украдкой и несмотря на то, как сильно я хотел, чтобы Руби была моей, я понимал: ее чувство к нему – это нечто неповторимое. То, что было рождено однажды и то, что никогда не умрет.
Но больше никогда не повторится.
Глава тридцать вторая
Руби
Наступила тишина. Какое-то проклятие обрушилось на меня, и я больше не могла услышать эту песню. Словно одержимая я искала ее везде, но ее больше не было. Она мне не играла…
Я знала, что Тэона не стало, еще давно это знала, но та боль, которая меня пронзала после случившегося у башни ничто, по сравнению с тем, что случилось после схватки с Джеком.
Я не знаю, почему это так, я боялась допускать до себя мысль, что…
Анжелик. Какого черта он спас меня? Какого черта не оставил умирать там одиночеством? Как это было больно и жестоко.
Но…
Я знала, что он солгал. Может быть мне просто хотелось так думать. Но я помню это ощущение, песню, как будто он со мной прощался…
Как это может быть правдой? Не верю, не хочу, ведь если только допустить, что он был жив и… все это время я оплакивала живого, могла быть с ним рядом, могла к нему прикоснуться, это разорвет меня на части.
Боль тяжким грузом придавила меня. Лежу на какой-то кровати, куда притащил меня анжелик и оплакиваю все то будущее, которого у меня уже не будет. Хотела ли я закончить это все и отправиться за Тэоном? Это даже не вопрос. Но больше всего я хотела увидеть его, хотя бы во сне.
Но он больше ко мне не приходил, и… это лишь подтверждало, что он был рядом в тот злополучный день…
Суккуб бастовал, всячески сопротивлялся и пытался меня растормошить. Но как и рассчитывал Ойелет, я к нему уже привыкла. Я научилась им управлять, и он уже ничего не мог сделать, кроме как возмущенно ворчать о своих потребностях.
Как назло, анжелик пытался поддерживать мою жизнь. Он вился вокруг меня целыми днями, то предлагая поесть, то свои энергии, всячески стараясь хоть слова от меня добиться.
Но я не могла говорить. Любое случайно оброненное слово грозилось обрушиться очередным приступом боли.
Постепенно бушующий океан успокаивался во мне. Медленно, но верно я все-таки примирилась с тем, что все еще жива. Хорошо ли это? Станет ли когда-нибудь легче? Смогу ли я хоть раз подняться? Захочу ли я вообще теперь что-то делать и как-то жить?
Когда появились последние мысли, я вдруг вспомнила страшную вещь: я ведь бессмертна. Это ли не наказание? Провести целую вечность в мыслях о нем, понимая, что это могло бы быть наше время – как это жестоко и несправедливо.
Но я для себя такого не хочу. Не нужно мне бессмертия, которое все равно требуется каждый раз заслуживать и подтверждать потребностями моего демона.
Мне нужна моя свобода.
Очередной день, когда Арон притащился ко мне и принялся с разных сторон и подходов предлагать то еды, то энергии. У меня не было совершенно никакого желания с ним о чем-то разговаривать или вообще давать знать, будто я все еще жива. Но терпеть это все было еще сложнее.
Когда я выдохнула и пошевелилась, Арон аж подскочил, настолько этого не ожидал. Ловлю его мгновенное замешательство, испуг, но потом он тут же реабилитируется и осторожным приближением предлагает мне свои энергии. Не принимаю, хмурится.
– Как ты? – Спрашивает, потом осекается, понимая, что этот вопрос самый неуместный из всех. – Тебе что-нибудь нужно? Я все сделаю.
Смотрю на него, изучаю в его глазах свет. С каких пор я научилась его различать? Не знаю. Но вон он и я испытываю только безразличие. Анжелик наваливается на меня своим бесконечным желанием быть рядом, которого я не могу принять. Не хочу.
– Я приняла решение, – говорю так неожиданно даже для самой себя, ведь даже не понимаю, как слова смогли сформироваться у меня в голове.
Арон действительно не понимает, тревожится за меня, как будто я собираюсь попросить его убить меня. А можно? Он сделает это? Он же сказал «все»…
– Какое? – Почти шепотом, боясь спугнуть уточняет.
– Я хочу избавиться от суккуба, – острым стеклом встают эти слова у меня горле.
