С этими мыслями младший Протасов провалился в сон.
* * *
Поспать удалось часа четыре. Сон из-за накопившейся усталости поначалу вышел крепким. Ближе к утру дождь прекратился, однако заметно похолодало. Просыпаясь от бившего его озноба и пытаясь согреться, Мишка все глубже закапывался в опилки. На некоторое время это помогло, но потом опилки попали под одежду, и началась другая напасть – неистово зачесалось все тело…
Едва забрезжил рассвет, он вновь проснулся и вздрогнул. Под стеной дома, тяжело дыша и ломая кусты, кто-то пробежал. На несколько секунд вернулась тишина, и вдруг снова торопливые шаги по слякоти и лужам, голоса…
– Где эта падла? Куда он рванул?
– А я почем знаю? Кажись, туда! Вон, погляди, там кусты примяты!..
Голоса принадлежали взрослым парням, и намерения, судя по всему, у них были серьезные. «Если догонят – верняк убьют, – подумал Мишка. – Интересно, за кем это они в такую рань?..»
Раннее происшествие стало коротким, как всплеск упавшего в воду камня, и юноша вскоре снова задремал. А спустя минуту его сердце едва не выпрыгнуло из груди от испуга. Кто-то вбежал в заброшенный дом и заметался по комнатам, разделенным печью и тонкой перегородкой из неструганых досок.
Мозг младшего Протасова в аховых ситуациях всегда врубал полные обороты. Кто-то трусил, тушевался или вообще переставал соображать, кому-то требовалось хотя бы несколько секунд для осмысления. Мишка же всегда находил верное решение очень быстро.
«Если беглеца здесь обнаружат и порежут, то не поздоровится и мне», – осторожно ступая по опилкам, он подошел к пролому.
Рассвет понемногу окрасил небо, крыши городских построек, листву деревьев. Первый свет проник сквозь дыры и в заброшенный дом.
Присев на корточки, Мишка заметил внизу мечущуюся фигуру. То ли мальчуган, то ли щуплый дедок – понять было сложно.
– Эй, слышь! – негромко позвал Мишка.
Незнакомец шарахнулся в сторону, словно ему в голову угодил кулак, и испуганно замычал:
– Ы-и-и!..
– Да не бойся ты! Лезь сюда!
Времени на раздумье не было, и незнакомец протянул руку.
Он оказался на удивление легким, Мишке даже не пришлось сильно напрягаться.
– Прячься! – подтолкнул он незнакомца в угол.
Оба распластались на опилках и затихли…
Вскоре послышались шаги и шорохи – внизу по комнатам кто-то ходил. Несколько раз вспыхивали спички, доносились приглушенные голоса.
Потом неизвестные приблизились к пролому, опять посветили спичками, пошептались. После нескольких секунд возни над проломом медленно поднялась чья-то голова.
Наблюдая за ней одним глазом, Протасов перестал дышать.
Из-за недостатка освещения лица разглядеть он не сумел. Догадался лишь, что голова лысая и принадлежит немолодому мужику. Лет тридцати пяти – сорока.
Поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, мужик осмотрел пространство под крышей и хриплым голосом произнес:
– Опускай. Нет его тут…
* * *
– Ну что, Миха, еще по цыбарим?
– Давай. Последний «бычок» вечером скурил. А ночью без толку искать – все под дождем промокло.
– Верняк…
Пацаны закурили по второй папиросе.
– А ты давно тут кантуешься? – спросил только что спасенный паренек.
– Первую ночь.
– Тут же говном воняет.
– Знаю. Самому противно. Не по вокзалам же шляться!
Знакомец согласился:
– Не, на бане (бан – вокзал, пристань) кантоваться не резон. Там сейчас мусоров с патрулями больше, чем блох у дворняги…
Настоящего имени нового знакомца Мишка не знал. Амбал – так он представился, когда миновала опасность. Росту он был маленького, весил килограммов сорок, вот кто-то из воровского мира и пошутил, дав ему такую кличку. На вопросы, от кого убегал и почему, он деловито объяснил: «С пайзой (пайза – лысина), что чердак оглядывал, – анархист ( Анархист – бывший вор в законе, изгнанный из организованного сообщества за несоблюдение воровских норм.)Васька Швед. Он разок штопор (штопор – налет, вооружённый грабеж) затевал на Ордынке, а я там же ходил на особняк (ходить на особняк – воровать в одиночку). Короче, случился шухер – мой фраерок запел ( фраерок запел – крик одинокого о помощи) и поломал Шведу дело. За это Швед пообещал мне протаранить чичи» ( протаранить чичи – выколоть глаза).
Протасов никогда не общался с шантрапой, однако кое-что из воровского жаргона знал и с горем пополам ухватил смысл рассказа. Правда, не вник в последнюю фразу про «чичи».
– …Я вообще в людные местечки – ни ногой, – заверил Мишка. – Вот солнце чуток прогреет – пойду другой угол искать. Может, сарай какой разыщу или голубятню.
– Верняк, так и надо. Я б тебя на Малую Андроновскую свел – там моя алюра ( алюра – девушка)проживает, – сказал Амбал, – да не могу. Ее папаша больно злой на меня…
Солнце поднималось все выше, освещая вымытые дождем улицы посвежевшего города. Пацаны спустились с чердака, осторожно выбрались из заброшенного дома. Оглядываясь и прислушиваясь, прошли пустырем к Дровяному переулку. Тут решили попрощаться.
– Ну, держи краба, – протянул руку Амбал, – ты, Миха, теперь мой корень.
Тот пожал руку и, прежде чем направиться в свою сторону, спросил:
– Слушай, а мелочи у тебя не найдется?
Вопрос был необычным. Юный бандит нахмурился.
– Я не просто так прошу, – поспешил объясниться Протасов. Вынув из кармана фотокарточки, он показал их новому приятелю.
– Вот. Могу продать задешево.
Амбал усмехнулся и принялся рассматривать голых женщин.
– Старые. Затертые, – оценил он через минуту. – На трешке сойдемся?
Цены после начала войны начали расти. Однако на три рубля можно было затариться ржаным хлебом и еще прикупить папирос.
Мишка быстро согласился:
– Давай!
– Не шурши граблями, а шелести рублями. – Амбал с улыбкой протянул ему трешку.
Получив деньги, Протасов помчался в ближайший магазин…
Глава пятая
Москва; июль 1945 года
Короткая июльская ночь заканчивалась, над восточной окраиной столицы занималась заря. Появились дворники в светлых холщовых фартуках и в таких же рукавицах, за углом прогрохотал первый трамвай. Простые горожане в этот ранний час еще спали, а в окнах Управления Московского уголовного розыска уже горел свет.
Ивана Харитоновича ждать не пришлось – он прибыл в Управление почти одновременно с основной группой. По его мрачному лицу подчиненные поняли: жертва нападения не выжила.
