– Как нету? – чуть не поперхнулся Мишка. – Помер, что ли?
Посмеявшись, дружки рассказали, как привели пьяного Зойкиного папашу на железную дорогу за Рогожский Вал. Как вскрыли товарный вагон с ящиками алкоголя, как напоили его до беспамятства и оставили лежать в обнимку с пустыми бутылками.
– Упекли мужика. Целый «червонец» позавчера нарисовали! – с гордостью доложил Амбал. – Так что Зойкина хата теперь наша.
Они подошли к двухэтажному кирпичному дому.
– Ты не подумай, тут у нас не гарем ( гарем – притон разврата), – Амбал по-хозяйски толкнул скрипучую дверь. – Проходь…
* * *
Дом почти не отличался от соседних. В прошлом столетии окраинные кварталы активно застраивало благополучное московское купечество и мещанство. Дальше за Рогожским Валом шли неопрятные переулки, где обитали простолюдины.
На Добровольческой, на Большой и Малой Андроновских жилые здания возводились по различным проектам, однако имели много общего. Первый этаж мог быть каменным, в нем размещались парадный вход, прихожая, коридор, кухня, гостиная, подсобные и кладовые помещения. Во втором этаже, чаще деревянном, находились спальни, детские, кабинет.
Мещане победнее обходились строением в один этаж. Богатые купцы строили двух– и трехэтажные дома с архитектурными изысками по фасаду, с лавками внизу и ведущими во двор арками. Во дворах возводились навесы для выезда и конюшни для лошадей. После октября 1917 года все пригодные для жилья строения уплотнили, заселив их рабочими с ближайших фабрик и заводов. Теперь каждый этаж бывшего купеческого или мещанского дома занимали по несколько семей.
Ребята прошли длинным мрачным коридором, по обветшалым стенам которого висели дырявые тазы, веники, раскуроченные примусы и керосиновые лампы; на веревках сушилось полинялое белье. В коридоре стоял тяжелый запах из смеси плесени, перегара, подгоревшего сала и туалетной вони. Из первой комнаты доносился детский плач, в общей кухне кто-то переговаривался, гремел посудой.
Зойка, ее пьющий отец и престарелая бабка проживали в комнате, расположенной в конце коридора. Много лет назад большую комнату разделили пополам перегородкой. Зойка с бабкой занимали дальнюю половину, папаша до ареста ночевал в проходной передней.
Амбал, Чуваш и Степка-свисток вошли в Зойкину обитель первыми. Мишка перешагнул порог последним, тихо прикрыв за собой дверь.
– А это еще кто? – встретила его хамоватым возгласом крутобокая девица.
– Знакомься – тот самый кореш, который спас меня на пустыре от Шведа. Тогда он помог мне, а сегодня мы его спасли от палача. (палач – прокурор)
Девица окинула гостя придирчивым взглядом, кивнула и протянула руку:
– Зоя.
– Михаил, – представился молодой человек.
Амбал бросил на стол какой-то предмет.
– Держи. Сегодня фартовый день – гомонец (гомонец - кошелёк) подрезали.
Девушка схватила кошель. Пересчитав купюры, расцвела. Моментально из ее голоса исчезли недовольные нотки.
– Садитесь, мальчики, сейчас я вас кормить буду…
Когда на середине стола появилась большая тарелка с только что сваренной картошечкой, а рядом Зойка поставила блюдо с кусками жареной курицы, Протасов жадно сглотнул слюну и понял: черная полоса в его жизни закончилась.
* * *
Спустя месяц Мишка Протасов настолько освоился в компании новых друзей, что ни о чем не жалел, а свою прошлую жизнь в добропорядочной семье и благоустроенной квартире вспоминал все реже и реже. Жил он сытно, вдоволь спал на мягкой кушетке, не перерабатывал.
Помимо ближайших корешей Амбала – Степки-свистка и Чуваша – на Зойкиной квартире изредка появлялись и другие колоритные персонажи: Куцый, Вася-киевлянин, Ермолай, Глиня. Они тоже промышляли воровством и карманными кражами в общественном транспорте. А Куцый к тому же подрабатывал пакетчиком. (пакетчик – мошенник, обманывающий покупателя с помощью денежной «куклы») Появляясь у Зойки, они падали в долю и чувствовали себя, как дома: пили, ели, отдыхали, набирались сил перед следующими вылазками на дело.
Престарелая больная бабка под ногами не мешалась, глаза не мозолила. Весь день она спала в дальней комнате, в передней появлялась раза три за сутки для того, чтобы дойти до уборной. Возвратившись, съедала несколько ложек тыквенной каши и снова ложилась спать.
Зойка оказалась отменной хозяйкой, и если парни исправно снабжали ее деньгами, то она с той же исправностью бегала по ближайшим рынкам, затаривалась харчами, готовила, прибиралась, стирала… А ночами еще и одаривала лаской Амбала, настоящее имя которого было Николай Сермягин. Правда, по имени называла его только Зойка.
Они были созданы друг для друга. Подвижная, энергичная Зойка имела симпатичную мордашку, большую грудь и завидную фигуру, однако ростом не вышла. При любом другом раскладе это стало бы заметной неприятностью, но только не в их отношениях с Амбалом. У того с ростом и вовсе вышла форменная трагедия. Со спины он выглядел мальчуганом от силы лет тринадцати-четырнадцати: неказистый, щуплый, метр с кепкой. На ловкости, смекалке и умении обчистить карманы зевак это не сказывалось – тут он давал фору любому, за что и был у корешей в почете.
Возраст выдавало его лицо. Стоя перед ним, человек понимал, что «подростку» отнюдь не четырнадцать, а все двадцать. Или даже двадцать два. Он сызмальства курил, почти ежедневно выпивал по бутылке вина или по паре стаканов самогона, отчего кожа его потемнела, а вокруг глаз завязались мелкие морщинки.
* * *
Старый, скрипящий рессорами автобус катил по своему обычному маршруту: от площади Маяковского мимо Белорусского вокзала до Авиационного переулка и обратно. Это был старый двухдверный «ЗИС-8», намотавший по столичным дорогам многие тысячи километров.
На привокзальной площади в салон автобуса втиснулся взмыленный пожилой дядька. Свободных мест не оказалось, и он обосновался в проходе, поставив на пол фибровый чемодан, а рядом набитый чем-то вещмешок из выгоревшего на солнце брезента. Отдышавшись, он вытер мокрый лоб платком, заплатил кондуктору за проезд и с любопытством поглядел на проплывающие за окном дома. Видимо, боялся проехать нужную остановку.
Автобус трясся по Ленинградскому шоссе. Где-то возле Старой Башиловки гражданин почувствовал странные прикосновения к своей спине. Недоуменно обернувшись, он увидел опрятно одетого юношу. Тот осторожно отряхивал пиджачок его старого костюма.
– Вы где-то испачкались. Побелка, что ли… – пояснил юноша и показал белую ладонь.
Секунду назад дядька готов был возмутиться, поскандалить и даже отпихнуть обидчика. А тут – такая приятная забота!
– Видать, на вокзале обтерся, – кивнул он. – Спасибо…
И извернулся, пытаясь заглянуть через собственное плечо. Скоро, стянув набок пиджак, он уже сам отчищал остатки побелки и не обратил внимания, как юноша бесследно исчез. Также исчезли и два его помощника, стоявшие в проходе между сидений.
