Главные пункты плана были выполнены, Кто-то подхватил валявшуюся рядом с инкассаторам брезентовую сумку, кто-то крикнул - «ноги!» и все бросились врассыпную. Это тоже было оговорено, каким бы боком не повернулось дело все должны бежать в разные стороны и собраться в условленном месте только оторвавшись от погони.
И тут удача окончательно отвернулась от Амбала и его дружков. Протасов успел отбежать оттенки метров 10-12, как вдруг сзади защёлкали выстрелы. «Кто? Почему? Ведь всех, кто мог полить уложили», - пронеслось в Мишкиной башке. Он бежал рядом с Амбалом, они должны были домчаться до Стремянного переулка, дальше Амбал поворачивал налево - в сторону большой Серпуховской, а Мишка исчезал в направлении вокзала. Не вышло. Амбал вдруг вскрикнул и рухнул, как подкошенный, а через секунду охнул и Мишка - левую ногу будто отдали крутым кипятком. Хромая он сделал десяток шагов и осознал, что нога больше не хочет слушаться. Остановившись, он оглянулся, Амбал лежал без движения, уткнувшись лицом в асфальт, и неловко поджав под себя правую руку.
В их сторону решительно направлялся седой шоферюга, которого кореша посчитали немощным и не способным к сопротивлению. Старик с большой седой головой приближался довольно бодро, перезаряжая на ходу револьвер. Мишка уже не мог стоять - сильная боль пронизывала ногу, она становилась ватной, и, словно чужой. Тяжело дыша он опустился на колено, нащупал лежащий в кармане кастет.
- Всё не угомонишься? - послышался рядом незнакомый голос – строгий, резкий и сильный.
Таким голосом обладали армейские офицеры и школьные учителя. Протасов даже не успел поднять голову и посмотреть на того, кто говорил крупные тень, приблизившись вплотную полностью заслонила ещё светлое небо и что-то тяжёлое со всего маха рухнуло на его голову.
Очнулся мишка от назойливых прикосновений чьих-то холодных рук.
- А ну лежи смирно! - отреагировал женский голос на его попытку оттолкнуть ото лба чужую ладонь.
Башка жутко болела, особенно в районе темечка - там ныло так, словно нарвал огромный, размером с кулак, чирий. Он приоткрыл глаза, наведя резкость разглядел женщину в белом халате, деловито обматывавшуюся бинтом его бедную голову.
- Это, слышишь, где я? - шёпотом спросил Протасов.
- Потом узнаешь, - также резко ответила она. – Лежи.
В памяти постепенно восстанавливались последние события: налёт на инкассатора, бегство от магазина, стрельба, крик и падение Амбала., обжигающая боль в ноге. «Потом что-то двинуло по башке, - припомнил Мишка, - А, так вот почему темечко ноет. Так, а что там у меня с ногой?» . Левая нога, будто ошпаренная кипятком возле магазина тоже побаливала, однако не так сильно как голова. Видно револьверная пуля повредила мышцы не задев кость. Глаза окончательно приспособились к полумраку незнакомого помещения - сырые каменные стенные, когда-то белённый и тоже ставший серым потолок, над распахнутой дверью тусклая лампа под округлой решёткой, в дверном проёме играет связкой ключей здоровяк в милицейской форме, за ним маячит другой, за тёткой - врачихой упёрся в стену руками какой-то мужик - стоит неподвижно, морщится, вздыхает. Что было справа и позади Протасов не видел, голову развернуть не позволила бы орудовавшее бинтами тётка.
« Господи, да я же в тюрьме! - обомлел он. - Амбал рассказывал, как здесь всё устроено. Точно! Тюремная камера. Значит допрыгался!»
Догадка не порадовала, тюрьмы он жутко боялся, даже несмотря на то, что Амбал повествовал о своих тюремных приключениях весело и с удивительной лёгкостью. «Он привычный, он всю жизнь шарахался по приютам, детским домам, да интернатам, - с горечью подумал Мишка. - А мне то каково? Я с рождения проживал в пятикомнатной квартире, с отдельной кухней, с ванной, с правым отоплением.»
Но сильнее всего под ложечкой сосала вовсе не от резкой смены условий жизни. Его прихватили на месте вооружённого налёта на инкассатора и сотрудника милиции, а это вам не мелкая кража - это уже очень серьёзная статья. Если банда Амбала случайно прибрала сутулого мужичка или красулю, то… Протасов не хотел даже предполагать какой ему за это вынесут приговор.(прибрать - убить человека)
И тут он вспомнил о спичечнице, которую перед выходом на дела запрятал в правый носок.
«Чёрт, если я в тюряге, легавые, наверняка, меня обыскались. Неужели отобрали?» - Закрыв глаза, он терпеливо дождался пока врачиха закончит бинтовать его разбитую голову.
- На сегодня всё, - непонятно кому объявила она, щелкнул замок медицинского саквояжа.
Приоткрыв один глаз Мишка заметил как врачиха выпорхнула из камеры, как бугай в милицейской форме затворил дверь. Пока скрежетал механизм дверного замка, дал о себе знать стоявшие у стены мужик. С трудом распрямившись, он упёрся руками в поясницу и с тихим стоном прогнулся назад, пару раз наклонился влево, вправо. Закончив физкультурные упражнения он уселся на свои нары, и глядя на молодого соседа сказал:
- Ну что, вихрастый, давай знакомиться. Я Евстигней – посонник. Слыхал о таком? (посонник – вор, работающий только по ночам)
Мишка приподнялся на локте, огляделся - вокруг штанина, на раненой ноге, была разрезана аж до бедра, от щиколотки до колена белела бинтовая повязка. Приняв сидячее положение, он первым делом ощупал забинтованную ногу, потом правую щиколотку, на который собрался сползший носок и с превеликой радостью обнаружил, что спичечница на месте. То ли легаши не удосужились его обыскать, то ли сделали это кое-как.
- Мишкой меня кличут, - представился он соседу.
- Блатной?
- Да какой я блатной. Так, из дома сбежал и тут прихватили, - он хорошо помнил наставление Амбала, предупреждавшего о том, что откровение с малознакомыми людьми могут стоить жизни. «Базарь молчком - целее будешь» - любил говаривать опытный дружок.
- За что прихватили то? - допытывался сосед по камере.
- С пацанами вчера познакомился в сквере на Калужской, - начал излагать Протасов, придуманную корешами легенду. - Нормальные пацаны, угостили портвейном, по базарили о том, о сем. Расспросили что, да как. Предложили взять легких деньжат, я согласился. А чего не согласиться? Как утёк из дома, так и скитался по чердакам, подвалам. Три месяца на вольных хлебах и ни разу нормально не пожрал. Видал, - он задрал рубашку, показывая торчавшие рёбра. – А раньше я упитанный был.
Мишка врал, потому что был худ от природы, даже в те сытые годы, когда мама кормила его от пуза, да ещё баловала сладостями, он всё равно смахивал на доходягу.
- Так на чём сковырнулись то? - пытал Евстигней.
- Сумку с бабками у инкассаторов отобрали.
Бывалых урка от удивления аж подался вперед:
- Вот те хрен без редьки! Неужто на мокруху пошли?
- Не, какая там мокруха? Двоих раскидали, сумку подхватили и рвать в разные стороны.
- И где же вы маху дали?
- Шоферюга, гад, из машины выскочил и давай с револьвера шмалять. Вот, - кивнул Мишка на забинтованную ногу и шмыгнув носом добавил. - А ещё одного, не запомнил имени, кажись вообще застрелил.
