Как и предполагал Мишка, сосед по камере оказался подсадным. Первые три дня на допросы водили только его - Евстигнея посонника. Там, видать, он и докладывал о том, что удалось вытянуть из раненного паренька. А паренёк, между тем, грамотно окопался и упрямо держался, заранее придуманной легенды.(окопаться - придерживаться одинаковых показаний на допросах).
Раз в сутки, в камеру наведывалось врачиха, сняв старые повязки она осматривала швы, обрабатывала их, накладывала вонючую мазь и заматывала свежими бинтами. Евстигней, при этом, торчал с поднятыми руками у стенке, а в дверях позвякивали ключами два бугая в форме.
Так ничего и не выведав Евстигней пропал из камеры через неделю - ушёл на допрос и не вернулся. Тот день для Мишки случилась вторая победа, такая же маленькая и такая же приятная. Врачиха сняла обе повязки, голову она решила больше не беспокоить, а ногу из мазала йодом, и обойдясь без мази, обернула двумя слоями марли.
- Можешь ходить и понемногу нагружать ногу, но не усердствуй, - сказала она на прощание. - Оставшийся бинт снимешь через сутки.
С бронзовой спичечницей Протасов не расставался ни на минуту. Во-первых, в камере её попросту невозможно было спрятать, во-вторых, он мог точно так же уйти отсюда и больше не вернуться - мало ли какие сюрпризы готовили ему московские легаши, переведут в одиночку или перевезут в другую тюрягу. На следующий день Мишка впервые покинул камеру. Хромая, он шёл длинным прямым коридором на допрос, позади, изредка подавая команды плёлся охранник.
В небольшом кабинете, обставленным скромной, казённой мебелью, сидел милиционер с двумя кубарями в бирюзовых петлицах. Желая казаться добрячком, он пригласил Мишку присесть, пододвинул пепельницу и коробку хороших папирос, а после, вооружившись ручкой задавал всё те же вопросы, которыми, несколько днями ранее, мучил его Евстигней. Мишка, в свою очередь, повторял те же ответы: сбежал из дома, скитался по сараям, чердакам, подвалам, случайно познакомился с четырьмя пацанами, которые угостили вином и предложили лёгкое дельце, согласился потому, что устал голодать и нищенствовать, имена двоих подзабыл, у двух других были клички - Экибастуз и Серый.
Легавый с кубарями тщательно записал его ответы, заставил расписаться, вызвал охранника и велел вернуть задержанного в камеру. Через рез некоторое время Протасова снова повели на допрос, нога слегка расходилась, боль исчезла, чирияк на голове и вовсе перестал ныть, в душе появился лучик надежды на снисхождение. А почему бы и нет? Основных заводил, придумавших и подговоривших остальных напасть на инкассатора, он не знает, по уголовке попался впервые. С этими мыслями он уверенно вошёл в кабинет, в надежде увидеть там следователя добряка. И остолбенел. За столом, сдвинув густые чёрные брови, сидел грозного вида здоровый мужик. У этого в петлицах было по три кубаря, он не предложил присесть, не пододвинул пачку папирос. Он вообще не высказывал намерения казаться добрым.
- А ну встал ровно! - рявкнул он громовым голосом. - Развернись ко мне лицом.
Мишка поспешил выполнить приказ. Первые полчаса допроса легавый только и делал, что орал и долбил кулаком по столу, подавляя напором. Но Мишка держался, из раза в раз повторяет заученную версию.
- Что ты плетёшь? Какой ещё Экибастуз? Нет в нашей картотеке никакого Экибастуза, - Все сильнее распалялся следователь.
- Почём я знаю, гражданин начальник? - ныл в ответ Мишка. - Может он и не Экибастуз вовсе, только что я сделаю, если он так назывался.
После очередного Мишкиного ответа, легавый не выдержал, с грохотом отбросив стул, он подскочил и врезал ему кулачищем. Мишка отлетел в дальний угол, схватился за ухо и начал скулить.
Допросы с избиениями продолжались две или три недели, точнее Мишка сказать не мог, потому что потерял счёт дням, проведённым в проклятый тюряге. Он не знал о том, что в октябре фашисты вплотную подошли к столице, что в городе начиналась паника, на вокзалах кипело людское море, поезда были забиты под завязку, а шестнадцатое октября стал единственным днём, когда не работало метро. Не знал он и о том, что для поспешного бегства в Москве, в эти страшные дни было угнано около ста автомобилей, украдено около полутора миллионов рублей, а из Микояновского комбината пропала пять тонн колбасных изделий. Он даже не предполагал в каких количествах и с какой скоростью из Москвы бежало партийно-хозяйственная элита, как на специальных постах бойцы НКВД останавливали их автомобили, вытряхивали прямо на дорогу чемоданы и узлы, высаживали на обочину домочадцев, тут же конфисковали машины и отбирали партбилеты, лишая струсивших беглецов высоких должностей. Впрочем, если бы Протасову об этом рассказали, ничего, кроме злорадства, в ответ бы не услышали.
После каждого допроса, охранники заволакивали избитого Мишку в камеру и бросали на пол. Полчаса он просто лежал, не двигаясь, потом медленно переворачивался на спину, ощупывал ссадины и шишки. Тихо матерясь, поднимался и усаживался на нары, поправив сползший правый носок, убеждался в целости спичечницы и радовался тому, что до следующего допроса оставались ещё целые сутки. Это время Протасов лежал на нарах или медленно прохаживался по пустой камере. Глядя в потолок, или считая шаги от двери до стены с крохотным, оконцем, он невольно вспоминал свою короткую жизнь и каждый раз, с удивлением, подмечал, что восемнадцать спокойных лет, до побега из дома, занимают в его воспоминаниях гораздо меньше места, чем несколько месяцев, проведённых в банде Амбала. Дело было не в свежести тех или иных событий, дело было в их яркости и в их количестве. За время учёбы в школе он прогулял полсотни уроков, тихоря курил в дальнем углу школьного двора. Однажды подрался из-за порванной на перемене рубахи, гонял в футбол, изредка бил стёкла, ещё периодически ссорился сестрой Анной. А в последний год, совместно с Генкой Дранко, обустроил укромное местечко на чердаке. На этом все, остальные события были столь незначительны, что забывались через день или два.
А в банде Амбала жизнь заиграла новыми красками, там было по взрослому и пахло настоящей волей. Да, кореша занимались рисковыми делами, но это было интересно, азартно и за каждое успешное дельце все его участники гарантированно получали призы в виде приличных бабок. Остановившись посреди камеры, Мишка подолгу смотрел через оконце на клочок неба и восстанавливал в памяти черты этих новых друзей. Мелкого Шустрова, энергичного Амбала, заводилу и безоговорочного лидера банды Стёпку Свистка, умного и приятного общении малого, способного состряпать план любой сложности, невозмутимого и безобидного силача Чуваша, а также остальных корешей: Куцего, Ермолая, Глиню, появлявшихся в банде время от времени.
Амбал звал их, когда в задуманном деле, требовалось участие пяти и более человек, потом Протасов валился на нары и мечтал о том счастливым миге, когда вновь повстречается с корешами. Однажды, на допросе, он осмелился спросить у злого легаша живы ли инкассатор с женщиной милиционерам.
Скривившись в ухмылке, тот ответил:
- Если бы кто-то из них скончался, тебя, сосунок, давно бы расстреляли без суда и следствия.
