Врождённая осторожность спасла - ещё издали, между древесных стволов, Мишка заметил снующие на поляне фигуры. Достав из кобуры пистолет и немного приблизившись он догадался - советская фронтовая разведка, кому ещё понадобится с такой тщательностью обследовать, оставленную немецким штабом, поляну. Затаившись под кустом, на приличном расстоянии, он принялся наблюдать. В какой-то момент сердце пустилось вскачь, а сквозь сжатые зубы вырвалось непристойное ругательство - в руках одного из разведчиков блеснуло в солнечных лучах его бронзовая спичечница.
Чтобы вернуть свою часть талисмана ему пришлось здорово попотеть, битых два часа призвав максимальную осторожность, он следовал за группой советских разведчиков, те, видать, шли не первые сутки. Выбившись из сил устроили привал в густой чаще, поснимали сапоги, ремни, гимнастёрки, напились воды, пообедали и разлеглись на мягкой травке. Всё бы ничего, да опасливый командир, тот что сунул найденную спичечницу в брезентовый вещмешок, выставил два дозора - пришлось рисковать.
Мишка скинул китель и светлую рубаху, оставшись в тёмной майке, сунул пистолет Эфлинга в карман офицерского галифе, свой взял в правую руку и пополз.
Дважды он едва не выдал себя: первый раз задел коленкой чью-то ногу - боец завозился, обратился по имени к лежащему рядом товарищу, перевернулся на другой бок и снова затих, второй раз, когда утянул в сторону вещмешок командира – какие-то предметы в вещмешке стукались друг о друга и Протасову снова пришлось вжиматься в траву.
Распутав лямки и верёвку он сунул внутрь мешка руку, аккуратно ощупал лежавшие там вещи и, к своему счастью, среди прочего барахла нашёл спичечницу.
Обратно, с бивака советских разведчиков, он выбирался по кратчайшему пути, держа в уме местоположения сидевших в дозоре бойцов. Выбрался, нашёл свой китель, оделся и быстрым шагом отправился искать тёмно-серый Опель.
Протасов мечтал вернуться в Москву и других вариантов не рассматривал, не в Берлин, не в Варшаву, не в столицу любого другого государства перебираться страсть как не хотелось. В Москве всё было знакомо, там обитала его команда, из которой при удачном раскладе, он слепит спаянную банду, там есть где жить, там понятно как добывать средства для вольготной жизни, а здесь - в Европе, здесь он всего лишь лейтенант разгромленного Абвера, не знающий местных традиций и уклада, с трудом изъясняющейся на немецком языке и совсем не владеющий Польским. Он отработанный материал, он выполнил свою миссию и в лучшем случае сгодится бонзам Рейха в качестве пушечного мяса. «Нет уж господа, теперь уж каждый сам за себя, каждый печётся о своей шкуре самостоятельно», -приговаривал он, мчась на тёмно-сером опеле на Юг от польской столицы. В той стороне, рядом с небольшим городком Ожарув, способные части вермахта пока ещё удерживали свои позиции, а в самом Ожаруве ещё функционировало фронтовое подразделение Абвера, в любой момент готовые перебросить через линию фронта разведчиков или диверсантов.
Комплекты немецких и советских документов у Мишки имелись, было и оружие с боеприпасами. До появления близ линии фронта следовало разжиться гражданской одеждой, обувью и запасом продуктов дней на пять – семь. Для этого в его карманах лежала приличная сумма рейхсмарок, а для покупки провизии на территории СССР он вёз с собой пачку настоящих советских денег. Разъезжая в прифронтовой зоне Протасову приходилось часто останавливаться по требованию военной инспекции, комендантских патрулей и нарядов дорожных блокпостов. После проверки документов и специального пропуска дежурные унтерофицеры отдавали честь, а шлагбаум неизменно взлетал вверх.
По пути во Ожарув Мишка завернул большой город Островец, где нашёл центральный рынок. Пройдясь по его рядам, он выбрал по своей ноге пару, слегка поношенных ботинок, и не броскую одежду --две льняные рубахи, широкие брюки, пиджак и кепку, не забыл прикупить старый вещмешок и нижнее белье, так как на нём были трусы и майка со штампами немецкой мануфактуры. В продуктовых рядах он разжился консервами, салом, колбасой, сухарями, хлебом, яблоками и литровой бутылью молока.
Вернувшись к машине, Протасов сложил все съестные припасы в мешок, долил из канистры в бак бензина и поехал дальше. До городка Ожарув оставалось двадцать пять километров.
- Я готов перебросить вас ближайшей ночью, но мне никто вас не сообщал, - удивлённо пожал плечами командир подразделения, когда Мишка обрисовал ему задачу.
Местной командой Абвера командовал моложавы лейтенант - на полевой форме ни одной награды, ни одного знака отличия, ни одной нашивки. «Новичок», - отметил про себя Мишка.
- И что вы предлагаете - отменить или задержать мою переброску? - напирал он. -Вы ставите под угрозу операцию ради которой меня готовили два месяца.
- Извините, мне необходимо связаться с начальством.
- Звоните лейтенант, только сделайте это побыстрее - уже темнеет.
За спиной Протасова ярким заревом полыхал закат, а на востоке, откуда доносилось далёкая канода, небо и в самом деле угасало. Лейтенант исчез в сельском доме, над крышей которого покачивалось антенна радиостанции, чуть поодаль, возле мотоцикла с коляской, возились два унтера - один копался в моторе, другой чистил установленный на коляске пулемет.
Мишка курил возле крыльца и размышлял над возникшей проблемой. В лишившемся былого статуса Абвере царил хаос, легендарного Вильгельма Канариса давно сняли с должности. Сменивший его Георг Хансон находился в должности всего пять месяцев, а потом был арестован. Нынешний руководитель - Вальтер Шелленберг больше интересовался политической разведкой, разведшколы перебрасывали в тыл и расформировывали, людей переводили в другие структуры. И вот въедливый моложавый лейтенант мог испортить всё дело. Если ему удастся выйти на связь с Марвецом или с кем-то из его окружения, то моментально выяснится, что никакой переброски через линию фронта, на участке данного подразделения, незапланированно.
За деревянной дверью сельского дома послышались шаги, Протасов выбросил окурок и поспешно сунул руку в карман галифе, где лежал небольшой Вальтер ПП убитого Эфлинга. Поднимать шум не пришлось.
- Связь стала отвратительной, - проворчал вышедший на крыльцо лейтенант. - Наверное это из за близости фронта, забивают помехами, до наших можно докричаться только рано утром.
Мишка молча смотрел на него, ожидая решения, тот медлил, не хотел брать на себя ответственность. Выручил один из унтеров возившихся у мотоцикла.
- Лейтенант, я помню этого агента, - сказал он, вытирая ветошью промасленные руки. - В январе встречали его с стой стороны северо-восточнее Варшавы.
В тот же миг сработало и Мишкина память.
- Ты Гюнтер!? - воскликнул он. - Ну точно, Гюнтер.
Тот заулыбался:
- Он самый.
Эта сценка всё разом поменяла - лейтенант оттаял и, глянув на часы, предложил:
- Переодевайтесь, через полчаса мы накормим вас ужином и в десять вечера проводим по одному из оставшихся коридоров.
