Приведу пример. Брюс – житель Мельбурна. Ему за сорок. Он утверждает, что живет в навязываемой обществом смирительной рубашке мужественности. «Я всю жизнь жалею, что не способен броситься на амбразуру, никогда не бывал под обстрелом, никого не спасал», – признается он. У Брюса двое взрослых детей, не поддерживающих с ним отношения из-за того, что он некогда был жесток к их матери. В основном он раздавал затрещины, но, когда входил в особый раж, орал на весь дом, ломал вещи. «Я лез на стену, бил в нее кулаками, и даже… Тяжело об этом вспоминать… Я поднимал руку на свою бывшую жену. Вначале это происходило пару раз за год, а незадолго до того, как брак распался, скандалы случались уже каждую неделю». Жена ушла от нашего героя тринадцать лет назад. С тех пор Брюс потратил сотни часов на терапию, пытаясь изгнать своего «внутреннего монстра» (он сам так это называет). «Как же невыносимо жить, когда ужасаешься собственным мыслям и собственным поступкам!» – сетует он.
Еще в детстве Брюсу внушили, что надо сдерживать любые проявления эмоций. «Вот одно из самых ранних моих воспоминаний: я играл в саду за домом, что-то меня огорчило, и я почувствовал, что сейчас разревусь. Тогда я со всех ног побежал в дом и заперся в своей комнате, чтобы отец не услышал моих рыданий. Мне было хорошо известно, что за этим последует. Он нередко приходил в мою комнату и кричал, чтобы я прекратил плакать. Помню, я думал: “Неужели он не понимает, что его крик лишь усугубляет ситуацию?” Как-то он сказал: “Ладно, сейчас тебе будет о чем лить слезы!” Ударил меня и ушел. И тогда я решил, что больше никогда не буду рыдать при нем».
Эмоции накапливались и не находили выхода. В школе Брюс часто плакал, и в какой-то момент учителя указали ему на то, что так вести себя нельзя. «Дело было в 1980-е годы, и в ходу был принцип “мальчики не плачут”, – рассказывает он. – Я на всю жизнь усвоил этот урок». Отец Брюса был очень успешным австралийским дипломатом, трудившимся ради установления мира во всем мире. Правда, у себя дома, за закрытыми дверями, он третировал родных. В подростковом возрасте Брюс погрузился в свой особый мир, увлекся компьютерами до одержимости и решил стать новым Стивом Джобсом. Он представлял себя героем, верящим в справедливость, совершающим добрые дела, так что все окружающие признают, что он лучше их.
Шло время. Отец старел, юноша рос и вскоре впервые распробовал вкус насилия. «Наконец я смог дать ему сдачи, – вспоминает мой собеседник. – Я ощутил бешеный восторг и в то же время устыдился этой радости. Впрочем, не стал разбираться в этих сложных чувствах, что впоследствии осложнило мою жизнь. Когда я начал бить жену, было уже невозможно остановиться».
Когда Брюсу исполнилось 19 лет, он влюбился в молодую женщину, которая переехала в его город, бежав от собственного сурового отца. Отношения складывались непросто. Всякий раз, когда Брюсу казалось, что к нему проявляют недостаточно уважения, спасением становилось насилие. «Как-то раз она сказала что-то обидное. Мне надо было дать отпор. Что происходило дальше, я даже не очень помню. Она утверждает, что я дал ей пощечину. Сейчас я верю этому, а тогда меня возмущало, что она меня обвиняет в таком ужасном поступке. Сама мысль о том, что я мог совершить подобное, была мне неприятна, и я гнал ее от себя. Но сейчас я понимаю, как все было на самом деле».
По прошествии некоторого времени после этого инцидента, жена сообщила, что собирается уйти от него. Первой его реакцией были слезы. Но ей это не понравилось, и она воскликнула: «Если бы ты хотя бы разозлился на меня, я бы поверила, что тебе не все равно!» И он последовал ее совету. «В тот раз я буквально заставил себя повысить голос. А потом у меня это получалось само собой». К тому времени у пары уже были дети, так что Брюс решил постараться сохранить брак любой ценой. «Я цеплялся за эти отношения, потому что не хотел оставлять детей. Мой отец развелся с матерью и завел новую семью, но я не желал повторять ничего из того, что делал он».
Брюс не считает, что за домашним насилием стоит какое-то глобальное неуважение и презрение мужчин к женщинам. «Когда мне говорили, что я женоненавистник, мне это совсем не помогало бороться с моими проблемами». Главная трудность, по его словам, заключалась в том, что он совершенно не умел выражать свои эмоции. «В моменты счастья я молчал, восхищаясь женской тайной и красотой. Но если я бывал чем-то недоволен, то тут же сталкивался с проблемой ограниченности словаря для выражения своих чувств и немедленно прибегал к единственному известному мне инструменту – демонстрации силы».
Брюсу с малолетства запрещали плакать, и со временем он понял, что единственный способ освободиться от накопившихся переживаний – перенаправить их в агрессию.
Некоторое время Брюс использовал неумение самовыражаться как дополнительный способ давления. «Если у тебя всего два режима общения с кем-то – вежливая просьба и применение силы, то иногда случается, что даже фраза, произнесенная просительным тоном, дышит угрозой. Это позволяет сохранять лицо, быть безукоризненно обходительным, но все вокруг все равно будут тебя бояться и быстро выполнять то, что ты просишь».
Мы беседовали с Брюсом в 2016 году. Он вступил во второй брак, в котором тоже случился «период турбулентности». Его по-прежнему ужасало то, что он прибегает к насилию, так что в какой-то момент он даже подумывал о самоубийстве. Однако в последующие три года моему собеседнику все же удалось переломить ситуацию с помощью целой «команды психотерапевтов» (Брюс с улыбкой говорит, что ему повезло – у него есть средства, чтобы нанять несколько специалистов). Они помогли ему научиться выплескивать гнев и досаду, не поднимая ни на кого руку. «Я могу плакать или кричать на кого-то, но я никому не угрожаю и никого не бью. Все это в прошлом, хотя всю оставшуюся жизнь мне надо внимательно следить за собой, – подытоживает он. – Мой второй брак укрепляется, отношения становятся все крепче».
* * *
Патриархат воспитывает в мужчинах зиждущееся на стыде глубокое желание указать женщинам на место, чтобы те не провоцировали сильный пол и не заставляли проявлять мягкость. Подчинение женщины всегда имело некоторый эротический оттенок, но это свойство никогда не эксплуатировалось и не демонстрировалось так явно, как это происходит в современной порнографии. Капитализм использовал эротически заряженную тему власти партнера над партнершей и построил на ней многомиллиардную индустрию.
В последние двадцать лет жесткое порно, известное также как «гонзо», стало мейнстримом. Антигуманные крайности, такие как затыкание рта кляпом, эякуляция на лицо, двойное проникновение, теперь не кажутся производителям видео для взрослых чем-то из ряда вон выходящим. Для многих из них выплеск агрессии в сексуальном акте кажется чем-то само собой разумеющимся. Порноактер Энтони Хардвуд рассказал австралийской секс-просветительнице Мари Крэбб, что сейчас порнография бесконечно далеко ушла от того, в чем он снимался в 1990-х. «Когда я начинал свою карьеру, это был милый и романтичный секс, а не такие жестокости, как “гонзо”, – говорит он. – Сначала всем захотелось чего-то более энергичного, а затем и более грубого. Иногда бывают сюжеты, к примеру, с четырьмя парнями и одной девушкой, которые фактически насилуют ее… Со стороны даже кажется, что они хотят убить ее». Порноактриса со стажем Нина Хартли тоже призналась Крэбб: «За десять лет я замечаю нарастание агрессии в этих видео». [11] Женщин унижают не во всех порнороликах, но очень во многих. Исследующий семейные отношения Australian Institute of Family Studies констатирует, что «самая распространенная, популярная и доступная порнопродукция содержит чрезвычайно проблемный посыл о сексе, гендерном поведении, распределении ролей и расстановке сил, а также о том, что такое наслаждение. Порнографический контент в изобилии содержит физическое насилие (шлепки, удушение, затыкание рта, таскание за волосы) и вербальную агрессию – к примеру, оскорбления. Все это применяют преимущественно мужчины в отношении женщин. Кроме того, агрессия часто присутствует в одностороннем сексуальном взаимодействии, направленном на удовлетворение только одного из участников акта (например, в оральном сексе). Предполагается, что партнерша априори согласна на такие действия и о них нет необходимости отдельно договариваться». [12] Попытки удушения, которые полиция считает опасным предзнаменованием домашнего убийства, не редкость в жестком порно. «Женщинам не дают дышать, заталкивая в глотку пенис, кулак или кляп. В отдельных случаях актрисы почти теряют сознание, – пишет Гейл Дайнс, профессор социологии и женских исследований в бостонском Колледже Уилок. – Во время такого акта жертва не в состоянии говорить, она задыхается, и обычно лишь в конце сцены сдавленным голосом, едва ворочая языком, произносит, как ей “было хорошо”. Однако вид у нее измученный, грустный, а иногда даже несколько безумный». [13]
