– Там много всего, и дикий лук, и другая трава. – Улыбалась, глядя, как проконсул уплетает за обе щеки. – Они еще едят птичьи яйца с медом. Я сделаю. Раз попали сюда, надо есть, как они, а то пропадем.
Он и так пропадает! Смотрел на ее лицо и думал, что пироги – не главное занятие, которому предается женщина с подобным высоким лбом. Оно дышало сочувствием и сочувствием одухотворенным, а не просто бабьей жалостью к одинокому, невесть куда заброшенному человеку.
Кажется, у греков было такое понятие о воспитании: хорошие задатки, развитые хорошими наставниками или, по крайней мере, хорошим чтением. Когда он бросал цитату Страбона или Плутарха, она немедленно подхватывала и понимала, о чем речь – общий контекст – они и смеялись, и грустили над одним и тем же.
Когда Юния призналась, что в «Иллиаде» больше всего удручена судьбой Гектора – хороший муж, добрый отец, защищал свой дом, а с ним так ужасно поступил Ахилл, мало того что убил, так потом еще возил тело за своей колесницей и бросил собакам – Авл едва не подскочил. Он с детства выбирал именно этого героя себе в кумиры. Ему хотел бы подражать – пусть погиб, но достойно, защищая родной город – а не этим злодеям-пришлецам-ахейцам. Ведь не Елена была нужна огромной армии захватчиков! Ее нечестивое бегство от мужа из Спарты – лишь повод, чтобы осадить чужой богатый город. И разве все эти простые троянцы виноваты в поступке царской семьи, укрывшей беглянку? Почему и их судьба – упасть под нож?
Оказывается, не он один сочувствовал «другой стороне», «неправильным героям». Юния любила то же, что и Авл. Шутила над тем же. Его рассказы о сенатских склоках или о случаях в походах смешили ее даже не до слез и не до колик в желудке – он же видел. Всякий раз, вставая, она оправляла столлу, проводя рукой по складкам спины и проверяя, все ли в порядке – ну, так хохотала, просто сил нет!
А такое отношение к твоим шуткам греет сердце любого мужчины. Впрочем, ей искренне было смешно. В чем-то очень умная, начитанная до головокружения, в других вещах она оставалась наивнее младенца. И слава богам! Искушенной, как Папея, она так и не стала. Разве это плохо, хотел бы он знать! Смотрела на него широко распахнутыми глазами с неподдельным удивлением, словно раз и навсегда при рождении поразилась миру, и теперь во всем видела причину порадоваться и поизумляться.
– Почему ты всегда весела? – спросил Авл.
Его-то чаша уже давно была наполовину пуста.
– Это не загадка, – Юния беспечно махнула рукой. – Просто от рождения я не могла ходить. А потом, годика в два, пошла. Значит, теперь, что бы ни было – хорошо. Лучше, чем неподвижно сидеть в кресле у окна, наблюдая, как другие бегают. Согласны?
Он-то был согласен. Вот, оказывается, как. Она не ходила. Теперь старается не упустить шансы, которые подкидывает жизнь. Все надо попробовать на зуб. Все ощутить и пережить. Теперь Авл понимал, как Юния очутилась на вакханалии, почему выпила неразбавленного вина и пропустила начало оргии – из любопытства. Хотела полноты ощущений. Обожглась. Отстрадала. Понесла тяжелое наказание. Встала, отряхнулась и пошла дальше. Снова пробовать жизнь на зуб.
Понятно становилось и то, почему поехала за мужем в Болотные Земли. Конечно, из любви. Но одни сидят дома, хотя и любят. Другие собираются и идут, Что их гонит? Жажда видеть мир и переживать приключения. Авантюрная жилка.
Как у него самого. Авл всегда боялся пропустить что-то интересное, яркое, важное. Всегда спохватывался: вдруг не успеет. Отчего рвался на сто частей сразу, бежал, хватал на лету, распылялся. Было ли это хорошо? Нет, конечно. Тем более, смущало у женщины. Добродетельные матроны оберегают себя от опасностей. Эта же готова лезть в любую дыру – то, что интересно, без опасности не бывает.
«Снова упадет», – сказал себе Авл. И нехотя должен был констатировать: снова поднимется, отряхнется, пойдет дальше – такой характер – если не сломит голову, конечно. У мужчины такие качества могут привести наверх, по себе знал. А у женщины? Бесплодные трепыхания.
И тут Юния его удивила. Принесла несколько свитков с описанием походов в Болотные Земли.
– Я тут все разузнавала и записывала, – торопливо, с заметным смущением сообщила она. – О численности, о климате, о варварах, где живут, как называются, обычаи, во что верят. Потому что наши старые легионеры помнят о прежних походах сюда. Вам будет интересно.
Почему раньше не принесла? Стеснялась. Геродот в юбке!
– Это, конечно, несерьезно, но можно кое-что почерпнуть.
Конечно, дурочка, можно. Надо было в первый же день передать! Вот, оказывается, чем она занята, кроме пирогов и чесночной похлебки. Авл забрал рукопись. Всю ночь читал при свете масляного лампиона и думал, как она ему все-таки нравится!
Молодец. Пытливый ум. Твердый характер. Правда, не женский. Как Руф терпит? Но все же нрав легкий, без обид и злой памяти. Руф бы не смог преодолеть здешние беды, не имей ее поддержки.
Руф, этот Руф! Мысль о ее муже не то чтобы мучила – легат отличный человек, только с ним ей и счастье – но доставляла проконсулу какое-то неудобство. Висела черной тучей на горизонте. Еще неблизкой, но неизбежной, с громами и молниями.
И тут же вернулась Карра. Надо же, пока болтали, духа не было. Дальше, пока читал рукопись, – не было. Стоило вспомнить о том, что не давало покоя его совести, – тут как тут. Ее что, приставили мучить проконсула, напоминая обо всех плохих делах и даже о тайных, от самого себя тщательно скрываемых мыслишках?
Не хочет он обижать Руфа! Нет. И покончим с этим. Юния просто милая. И его считает хорошим. Хотя… он вовсе не хороший и не славный. Он сидел на такой высоте, где хороших людей не бывает.
– Что ты мучаешься? – шептала Карра. – Приворожи ее. И она приползет к тебе, забыв про мужа. Будет пятки целовать.
Не хочет он, чтобы ему достойная женщина целовала пятки. Хотя, конечно, хочет. Но не станет.
– Ты же умеешь, – не унималась Карра. – Ты так раньше сто раз делал.
Раньше делал, а теперь не будет. Потому что Юния смотрит на него такими удивленными глазами, как на чудо земное. Видит в нем не то, что все. Может быть, то, чем он не является. Но чем хотел бы быть.
⁂
Ничего, он переживет это наваждение. Он сильный человек. Захочет – полюбит. Захочет – возненавидит. Да и не любит вовсе, так, желает. Мало ли женщин он желал! Да каждую третью. При этом ему не отказывали, будто знали, что он сумеет доставить удовольствие. Будь проклято это мастерство! Вот чистой женщине оно и не нужно.
– Ты не думал, что она от тебя что-то хочет? – тварь вливала яд в уши. – Что ей что-то надо? Может, повышения для мужа. Может, денег. Ты всем и всегда был полезен, и все отвернулись в нужный момент. Ничего в жизни не бывает просто так. «Бойтесь данайцев, дары приносящих».
«Да что ты мне внушаешь! – едва не возопил Авл. – Не хочу я об этом думать. Оставь меня в покое!»
Но она не унималась, и мало-помалу проконсул уступал ей. Верить или не верить Юнии? Еще не верил, но очень бы хотел. Как можно доверять, если все обманули? Все предали. Недоверие навсегда осталось в нем после случившегося. Не мог он уже доверять. Какой был в молодости открытый! Вспомнить – жалость берет. Сколько бы всего не совершил с его сегодняшним опытом. Нужно много плевать и гадить человеку в душу, просто распинать его, чтобы он так озлобился.
