Книга Триумфатор, страница 41. Автор книги Ольга Игоревна Елисеева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Триумфатор»

Cтраница 41

Со дня заклинания, которого Авл сильно стыдился, прошло не меньше недели. Юния жила себе счастливо, по-прежнему навещала его и болтала о разных интересных вещах. Только проконсул стал все больше отмалчиваться, прятал глаза, старался не оставаться с ней наедине – боялся не сдержаться, не знал, что говорить. Вдруг, не пойми почему, нахлынула робость. А она, напротив, чувствуя на себе его украдкой брошенные восхищенные взгляды, приободрилась, стала надевать одну красивую цветную тунику за другой, обматывалась яркими плащами, прихорашивалась, всегда заботилась, как выглядит.

Ей хотелось нравиться этому человеку. Хотелось и все. Без объяснений. Муж принимал ее любой – хоть в дерюге. Что тоже ценно. Но женщине приятно красоваться.

Беда пришла как-то разом. Юния могла бы назвать минуту, ощутила даже невидимый рубеж: вот она весела и свободна, а вот на нее упало горе. Рухнуло, как намокший походный плащ, совсем придавив к земле.

Супруга легата вместе с другими женщинами собирала чернику. Кустик за кустиком. Стряхивала темно-синие ягоды в корзину, терла пальцы, обмазанные бордовым соком. И вдруг – это был даже не укол в сердце, а какая-то тяжесть, разом вошедшая в нее, и с первой минуты осознанная как мука. Как боль и отсутствие собственной воли. Точно ее кто-то связал и потянул на веревке. Прочь от дома. От Руфа. К шатру проконсула.

Юния вернулась к себе в землянку. Легла на топчан, покрытый волчьими шкурами и служивший кроватью, и заплакала, сама не зная почему. У нее внутри была такая тоска от утраты. И хотя еще ничего не произошло, она сознавала, что может потерять все, и от нее, от ее собственного желания ничего не будет зависеть.

– Господи, укрой меня, – взмолилась женщина. А потом вдруг вызверилась: ее дом и любовь – единственное, что есть прочного, она не отдаст. Пусть убьют – не отдаст. Достала амфору священной воды из Тиброны и всю, сколько было, вылила себе на голову.

Предательство командующего состояло в том, что Юния даже не могла подумать на Мартелла. Напротив, считала его, вместе с собой, жертвой чьей-то злой шутки. Кто-то заметил, что они дружат, и пожелал зла. Ведь сам он не мог так ужасно обмануть ее доверие! Это кто-то чужой глумится над ними обоими. Делает больно двоим.

Жена легата даже не могла сказать Руфу. Тот почитает проконсула. Да и что сказать? На мне колдовство? Совсем баба рехнулась в проклятых болотах! Только засмеет. И будет в чем-то прав. Неразбериха в ее собственной голове и сердце.

Между тем, на Руфа глаза не глядели. Каждую минуту, едва отвлекаясь на работу, она думала о Мартелле. Исступленно, без перерыва. Только о нем. Все остальное таяло в необъяснимом тумане. Нужно было держать лицо. И дома, и в лагере. И перед мужем, и перед людьми, и перед проконсулом. Никому не показывать вида.

Странное дело, но такая веселая и мягкая, Юния справлялась. Она едва ходила, как будто на шею ей навязали мельничный жернов. Но ходила. Заковалась в доспехи, улыбалась, шутила, а в глубине души повторяла: «Господь мое горе знает».

Мартелл же испугался того, что наделал. Боялся даже приблизиться к ней. Беседы кончились. Ни она не шла на разговор: скрытничала, притворялась, будто все в порядке, да и не женщине показывать себя первой! Ни он – боялся уронить свое величие, будь оно проклято! Стыдился содеянного. Откровенно не знал, как поступить. Безумно надеялся, что Юния придет сама. Боялся этого. Желал до судорог. Даже Карру перестал замечать.

А та смеялась:

– Не идет? Делай еще. Или накажи за непокорность. Сломай волю. Накажи!

Только сознавая, что этого требует темная сторона его личности, проконсул мог устоять. А на Юнию смотрел как на сломанную куклу. Она шла к нему с дорогой душой, вся горела. А он в испуге старался отпугнуть презрением, холодностью, будто бы не замечает направленных на него горящих глаз.

В какой-то момент ей стало так тяжело, что, стоя посреди лагеря, под мелким сеявшим и сеявшим дождем, она вскинула лицо к небу и взмолилась: «Господи, будь судьей между мной и этим человеком!» И продолжала просить: «Верни меня домой, домой!»

– Это ужасное место, – сказал Авл легатам и трибунам вновь прибывших войск из временных лагерей. – Почему вы до сих пор не начали строить постоянные форты? – И уставился на Руфа холодными глазами прокуратора.

– Мы ждали, пока нас сменят, – отчеканил тот. – Без приказа из Сената я не осмеливался рубить форты.

– Рубить? – не понял командующий.

– Ну, рубить, – Руф развел руками: мол, чего неясного? – Камней мало. Кирпич-сырец непрочен. Даже если его обжечь… первая же катапульта… – Можно не договаривать. – Дерном и так обложены насыпи. Поэтому стены надо рубить. Из стволов. Хотя деревья, конечно, против. Не поддаются топорам. Сопротивляются.

Опять сел на любимого конька: все тут живое, и все враждебное! Но Авл оценил идею. Хоть ребята к этому и непривычны – научатся.

– Местные так делают, – пояснил Руф.

– Местные, – передразнил Валерий Друз. – Разве трудно послать людей и набрать камней?

– На болоте, – усмехнулся Руф. – Да и не позволю я солдатам попусту ходить по здешним лесам. – Парень весь встрепенулся, расправил плечи: стоит за своих.

«Все еще считает их своими, – отметил проконсул. – Как жену». Это откуда? Пришло на ум. Конечно, Юния для него – своя, собственная. Мало ли что Мартелл видит в ночных грезах! К счастью, ни один из них, ни Юния, ни Руф, этого не знают. Стыда не оберешься!

Правда состояла в том, что этой ночью, как и всеми предыдущими, Авл видел чужую жену рядом с собой, и до того это было естественно, до того обычно, что он даже удивился, когда очнулся, что в реальности все не так. Хотелось просто лечь с ней и лежать бок о бок, даже не иметь ее, а чувствовать рядом теплое дыхание – так он измучился.

«Эту женщину я должен был встретить, если бы остался без лара, таким, как есть, – сказал себе Авл. – Неплохая замена Папее». Той всего мало, и денег, и внимания. Минутами он начинал задыхаться на пороге собственного дома – такое отвращение охватывало. Не мог слышать ее вечно требующий голос, с визгливыми, срывающимися на крик интонациями. Почему она всегда кричит? Ругает его? Уж, верно, с Юнией они бы так не жили. Добрая.

Если бы без даймона он остался честен и прост, значит, шел бы обычным путем и, дослужившись потом и кровью до легата, решил бы жениться. Уже немолодым – лет десять назад. Непрожитая жизнь представилась ему такой хорошей, такой правильной. Ворюга Варрес выдал бы за него дочь. Еще, может, и не выдал бы!

Поехала бы она к нему, как поехала к Руфу в болотный край? Такая поехала бы. Он знал точно. Ночью просто мутило от ощущения неосязаемой близости. Видел ее в своем доме. Целые сцены – вот несет ему на стол в таблинум [33] блюдо с фруктами, присаживается на ручку куриального кресла, начинает ничего не значащий разговор, отвлекает от бумаг. Он полуобнимает ее, продолжает читать. Она недовольна, сметает рукой со стола свитки. Требует внимания. Он готов. Более чем готов.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация