Тут Авл обрывал себя. Не заканчивал видения. Обеими руками нажимал ниже живота, сгибался в крюк, подтянув ноги к подбородку. Выл, кричал, не выдерживал, даже слезы наворачивались.
Теперь этот Руф говорит умные и полезные вещи, и командующий не будет так мелочен, чтобы ненавидеть его за Юнию, и на этом основании не принимать его предложения.
– Рубить так рубить, – вслух согласился Мартелл. – Это на перспективу. Скажу прямо, я хочу построить здесь стену, Лимес, как в Галлоте, и оттеснить воинственные племена за нее. А в фортах разместить легионы, в нормальных, человеческих условиях. – Тут он тяжело глянул на Руфа: сколько можно топить землянки по черному и заставлять собственную жену задыхаться в едком дыму? – Хочу и построю. – Он был в себе уверен: всегда делал невозможное. – Но пока стягиваем силы.
Руф и Лепид разом подняли левые руки.
– Один из лагерей до сих пор не прибыл, – легат болотных жителей был явно смущен. – Он располагался у реки Скульд, на самом севере. Там живут очень дикие, ссорящиеся друг с другом племена. Если они поладили и напали вместе…
– Я думаю, нужен рейд в те места, – вторил Лепид. – Посмотреть, что с лагерем. А если племена прорвались, то где они сейчас? Что замышляют?
– Согласен, – кивнул Руф. – И нужно выбросить с нашей стороны за Скульд все бродячие банды.
Самая большая полноводная река, которая не хуже Лимеса отделяет мирные племена от воинственных дикарей. Потому по ее берегам и поставлены лагеря. Нет, Авл не назвал бы Руфа плохим стратегом. Все, что сделал парень, командующий сделал бы и сам. «Не без мозгов, нет, не без мозгов». Понятно, почему Юния пошла за ним. «Умен, надежен и любит ее, – должен был признать Мартелл. – Я-то здесь при чем? Она счастлива, а я дурак…» И тут же захлестнула обида.
Собравшиеся, между тем, бубнили над картой.
– Мы тут сами рисуем, – как бы оправдывался Руф. – Сначала абрисы, потом переносим их на кабанью шкуру, ягнят-то нет.
Авл закивал: да, да, да. Надо уметь заменять камни на дерево, а ягнят на диких свиней. На чем бы ни писать, лишь бы писать!
– Нужен рейд, – настаивал Лепид.
– Согласен, – кивнул Руф.
– Согласен, – склонил голову Валерий Друз.
«Ну, в кои-то веки!»
– Согласен, – проконсул очень хотел бросить пару когорт на разведку. Не верил, что в старом лагере обошлось без драки.
Когорты двинулись. С ними Мартелл направил сразу и Лепида и Руфа. Один рвется в бой, другой удерживает опытом. Пусть объездят друг друга.
Юния вновь стала приходить к нему. Он сделал над собой усилие и демонстрировал ей радушие. Она скрывала за болтовней тревогу, отвечала на вопросы по своей рукописи. Между ними воцарилось хрупкое согласие, хотя неловкость не исчезла. Он делал вид, будто ничего нет. Она делала вид, будто ничего нет. Ничего и не было, пока хоть один из них не совершил бы роковой шаг навстречу другому.
Но никто не совершал. Он – из опасения показаться смешным. Она – из опасения обрушить небо им на головы. Юнии казалось, что пока она молчит, ничто не угрожает ее теплому домашнему миру. А Авл уже знал, что теплый мир – это то, что она сама создает вокруг себя, словно Персефона, вышедшая из Аида и рассыпавшая весенние цветы с подола платья, будившая деревья, заставлявшая травы расти.
– Вдруг они не вернутся?
– Вдруг их съедят, – передразнил Авл. – Они оба легаты. Должны быть в любую минуту готовы к смерти.
Юния начинала шмыгать носом.
– Ты же лацийка. Веди себя твердо, – негодовал командующий. – Выйдешь еще раз замуж.
Он не сказал: за меня. Но оба это почувствовали. Отчего стало очень неловко.
– Нет, – коротко отрезала женщина.
Мартелл даже обиделся. Почему это нет? Я так плох?
– У нас не принято.
Юния без малейшего смущения тыкала в нос командующему свою веру.
– Все мы только люди, – пожал плечами проконсул. Но видя, как ей несладко, смягчился: – Да вернется он.
Но и проконсула беспокоило отсутствие вестей.
⁂
Как вдруг прибрел гонец. Не прискакал с победным кличем, как положено. Не пришел пешком, мол, лошадь в этих гиблых местах сломала ногу, попала копытом в кротовью нору: простите, опоздал. А именно прибрел, израненный, в покореженных доспехах. Без шлема и с узлом из плаща за плечами.
За ним ковыляло полсотни побитых и насмерть испуганных легионеров. Все они были сильно ранены и не годились дикарям в пленные – никудышные рабы, еще надо лечить!
Гонец развязал плащ. Оттуда к ногам проконсула, как тыквы, покатились головы солдат. Авл только успел крикнуть:
– Юнию не зовите!
К счастью, ни Руфа, ни Лепида среди них не было. Мартелл перевел дух.
– Была пара стычек, – понуро сообщил гонец. – Они резали наших прямо на подступах к Скульду. Лагерь там давно сожжен. Гарнизон частью перебит, частью разбежался. Теперь блуждают по этим проклятым дебрям. – Солдат качался от усталости из стороны в сторону. – На нас напали ночью. Никто даже тревогу поднять не успел. Легатов захватили и уволокли. Нас отправили с этим подарком.
Видел Авл и не такие подарки! Некоторые дикари, например, у семиколонного храма в Гераше ослепляют пленных, выкалывают по одному глазу (совсем незрячий не годится работать), отрезают языки, скопят – и все это отправляют завоевателям в просмоленных мешках, откуда кровь не капает. Мартеллу казалось, что нет на свете такой вещи, которая бы его удивила.
Оказывается, есть.
Юния все же прорвалась. Увидела головы. Не закричала, не испугалась. Стала собирать обратно в плащ и понесла подальше от площадки со значками легионов перед палаткой командующего.
– Куда она пошла? – нервно потребовал Авл.
– Раздать останки женам, ну дикаркам, которые жили с этими легионерами. Оплакать надо.
– Ладно, – проконсул тяжело опустил руку на подлокотник кресла. – Что нам велели передать? При каких условиях эти вороньи дети отпустят пленных?
Мартелл уже понимал, что придется торговаться, и торговаться долго. А потом, ничего не выторговав, все-таки двинуть легионы и нанести невидимому врагу поражение. Участь Руфа и Лепида незавидна. Как и остальных. Скорее всего их убьют, но убьют медленно – у варваров принято издеваться над пленными, ублажая своих чумазых богов.
– Так чего они хотят?
Солдат помялся.
– Они хотят лацийку. Одну на всех. Тогда отпустят наших. И тех, что взяли сейчас, и старых, кто давно у них. Никогда не видели лацийских женщин…
Авл испытал мгновенный приступ ярости. Он сжал кулаки, глубоко впиваясь ногтями себе в ладони. Захотелось забить гонцу землей рот.
– Заткнись! – Надо было удержать себя от грубого слова. Жестом потребовать молчания. Но проконсул не справился. – С этим вы ко мне пришли? Мужчины! Солдаты! Вас пять десятков. Вы должны были попробовать освободить своих, а не ползти сюда побитыми собаками. Трусы!
