Валерий Друз, будто знал, о чем говорят в палатке: привел парочку местных, которые стирают солдатам вещи, чтобы их допросили. Он с жалостью бросил на Руфа косой взгляд и уставился себе под ноги. В его честном, настоянном на старых добрых нравах мозгу крутилась мысль: «Лучше бы она умерла».
Да, мертвые не знают позора. Особенно женщины. Но, кажется, эту невозможно убить.
– Они немного говорят по-нашему, – Друз кивнул на перепуганных гундок. – Но есть переводчик, из тех, кто давно здесь торчит.
– Давай и переводчика.
Оказалось, что в ближайшее время у варваров Сомайн – макушка лета. Будут палить костры, прыгать через них, взявшись за руки. Плести венки и пускать вниз по реке. Приглашать предков в гости, чтобы те посмотрели, как живут дети-внуки-правнуки, по их ли заветам. Колдуны наварят зелья из поганых грибов, напившись которого гунды видят духов, бродящих между ними. Сами боги спускаются на землю, чтобы поговорить с принявшими зелье людьми.
В Сомайн все удалятся из дома в лес, будут валяться между деревьев нахлебавшимися или до изнеможения иметь друг друга, не узнавая в лицо.
Боги не потерпят, чтобы в такой важный праздник, когда говорят только «свои» со «своими», среди обитателей Хохенбурга был чужак. Юнию принесут в жертву ночью, на холме, среди кумиров, обрызгают ее кровью крепость и заживут там счастливо еще целый год.
– Не заживут, – Авл стукнул себя по колену. – Мы их раньше успокоим.
Все сказанное можно было почерпнуть из путаной речи варварок, которые часто перескакивали на родное наречье, толкали друг друга локтями и останавливались, подбирая слова. Если бы не переводчик, их и вовсе бы не поняли.
– Вот это и есть шанс, – сказал проконсул. Ему очень хотелось пойти самому, но он хорошо понимал, что стар и станет только обузой, несмотря на весь опыт подобных вылазок в молодые годы. Кроме того, что будут делать легионеры, если командующий погибнет? Только маршировать обратно в Лациум? И кто их доведет? Они просто не выберутся из здешних лесов-болот, все погибнут.
Поэтому Авл велел готовиться Руфу с Лепидом. Хотел было дать им в помощь Дождя, тоже ведь из варваров, но тут пришло своих с полкогорты, бывших пленных, кому было особо стыдно за свою жизнь, выкупленную ценой жены легата.
⁂
Переправились выше по течению Скульда. Скрытно, чтобы караульные в бурге не заметили. Пару ночей до праздника переждали в лесах, не приближаясь к крепости. Потом пошли. Оружие и все ремни смазаны кабаньим жиром, чтобы не брякали в нужный момент.
О начале праздника возвестили трубы со стен. Их звук в холодном сыром воздухе как-то особенно неприятно бил по нервам. Лацийцы подобрались поближе. Праздник начинался не с утра, как принято в Вечном Городе, а с вечера, и уходил в ночь. В темноте при свете факелов наступали главные торжества.
Никого особенно не опасаясь, жители бурга удалились в ближайший лес. Варили там мед в котлах и пойло из грибов. Хлебали из чаш и под покровом елей не столько предавались оргиастическим удовольствиям, как ожидал Руф, сколько впадали в сумеречное состояние: видели, чего нет, говорили с теми, кого нет. Отдавались им, а не друг другу. Впускали в себя духов леса. Шалели, становились сами не свои, чувствовали себя кто волком, кто медведем, кто лисицей. Вскакивали на четвереньки. Выли, утробно рычали, искали самок и поспешно спаривались с ними.
Идти мимо такой своры визжащих и скулящих существ было не трудно, но противно. Лацийцы с обнаженными мечами миновали поляны для игрищ. Очень хотелось пустить сталь в ход, но Руф приказал этого не делать – вдруг кто-то очнется и поднимет переполох. Однако все ощущали, будто движутся через толстый слой оливкового масла, или через мед, настолько вязким и плотным был воздух.
– Ничего-ничего, – подбадривал своих легат. – Скоро это кончится.
Лепид наступил на ветку. Но вокруг не было тишины – хрустело и трещало все.
Легионеры миновали опушку леса и в темноте направились к бургу. Подъемный мост был опущен, а ворота распахнуты, чтобы духи-покровители могли войти в крепость. Вместо них вошли враги. Руф снова очутился там, где совсем недавно стоял пленным.
Всю дорогу он вспоминал, что именно говорили про праздник дикарки. Гунды устраивают Дикую Охоту – сажают на лошадей пленных и гонят до изнеможения, к утру мало кто выживает – и люди, и лошади затравлены до смерти.
В город вошли всего человек пятьдесят лацийцев. Остальных легат рассеял группами. Были те, что охраняли лодки, те, что остались в лесу страховать отступление, у ворот – для той же цели. Бург был словно нанизан на холм с капищем. Пройдя по дощатому настилу, легионеры приблизились к частоколу, за которым в ночи были особенно хорошо видны белые черепа животных, надетые на бревна. Изнутри слышалось ржание и всхрапыванье лошадей. «Готовят Дикую Охоту», – подумал Руф. Он с товарищами спрятался за стены ближайших домов.
Появилась пара жрецов верхом на низеньких косматых кобылках. Черные балахоны пузырились на ветру. Выкрашенные синим глазницы и рты на фоне оштукатуренных мелом лиц напоминали отверстия в черепах. В руках возницы держали по кнуту. За ними послышался стук копыт, и на помосте появились лошади с привязанными жертвами. Несколько женщин. Среди них первая – Юния, все в том же мужском плаще. Остальные, видимо, гундки из других племен – подарки, скреплявшие договоры. Они тоже не относились к коленам обитателей бурга и должны были умереть.
Жрецы настегивали лошадей. Попадало и всадницам. Когда плеть коснулась спины Юнии, та даже не вздрогнула. Руф побежал и – благо кобылки низенькие – прыгнул за спину первого из жрецов. Вцепился седоку в загривок и сбросил на землю. Кто-то из его легионеров сделал то же самое со вторым жрецом.
Дальше легат попытался поймать лошадь Юнии. Не тут-то было. Выпустили без недоуздка, схватиться не за что. Пока-то он уцепился за гриву, пока-то перелез за спину жены. Пока-то понял, что та в невменяемом состоянии – голова мотается из стороны в сторону. Опоили.
Оставалось надеяться только на то, что животное вскоре устанет, неся двух седоков. «Ну, или так….» У стены бурга оставалась в засаде вторая группа легионеров. По команде Лепида они бросили дротики. Лошадь грянулась оземь. Конечно, и легат, и его жена могли сломать себе шеи, но не сломали. И на том спасибо.
К ним подбежали, стали поднимать и отряхивать. Весь правый бок легата был разбит, но его беспокоила Юния. У нее кровь шла горлом – ударилась грудью. Но, несмотря на это, женщина не пришла в себя – даже боль ее не пробудила. Руф вскинул супругу на руки, как когда-то уносил ее с оргии, и двинулся быстрым шагом к лесу. Его отряд, окружив пару со всех сторон, шел с ним.
Остальные женщины их не интересовали. Дикая Охота пронеслась мимо и исчезла за темной кромкой деревьев. Пусть гунды в лесу думают, будто все в порядке. Если там кто-то вообще способен думать!
Лепид несколько раз предлагал другу помощь. Другие ребята тоже. Но Руф не мог ни передать, ни отпустить Юнию. Только напрягался и, превозмогая боль от падения с лошади, хромал дальше. Его жена, ее ребенок! От ощущения ее запаха он дурел.
