Спрыгнула с лошади, подошла ближе и в самом изголовье заметила странную вещицу. Выбившуюся из-под земли свою накидку на голову. Зеленую с золотом. А она-то ее искала! Ткань прикопали, но холмик осел от воды и обнажил спрятанное. Юния была в недоумении: так делают, когда обращается за помощью к умершим не своей смертью людям, к неупокоенным душам. Зачем? Сразу вспомнила, что могла обронить платок в шатре у командующего, когда ходила читать свой свиток.
Наклонилась, потянула покрывало, оно было мокрым, грязным, но еще не расползалось под пальцами. Из него на траву выпала чумазая восковая куколка с булавками в сердце, голове и промежности.
Трудно назвать то, что испытала Юния, гневом. Она давно догадывалась. Только говорить о таком не принято. Когда-то ей очень хотелось откровенного разговора с Мартеллом. Носила свои чувства, боялась выронить сердце на землю. А теперь – нет. Вернуть куклу, чтобы сразу все понял и больше не смел поднимать на нее глаза.
Юния деловито вытащила булавки из воскового тела. Их следовало прокалить на огне, а потом закопать… Вдруг издалека до нее долетел крик. Слабый. Хриплый. Уже усталый. Звала женщина.
У старого лагеря каждый ствол, кочка, бугор знакомы. Не стоит пускать коня вперед и чуть вправо. Там начинается топь. А тут с виду полянка – зеленая, ровная – так и хочется пронестись по ней галопом. Но под ней – трясина. Только местный знает – Юния уже чувствовала себя местной. А Гёзелла – нет.
Тоже ездила окрест, пустила лошадь вскачь и вот с двумя сопровождающими служанками попалась. Обе несчастные уже ушли на дно вместе с лошадьми. «Принцесса» же догадалась бросить свою и, подавшись чуть в сторону, уцепиться за корягу. Благодаря этому, воронка, образовавшаяся вокруг несчастного животного, не утянула ее вниз.
Хотя могла бы! Какой желанный конец! Юния стояла на твердой земле, не двигаясь, и во все глаза смотрела, как соперница, уже охрипшая, привалившаяся к пню, медленно уходит вниз.
Минуту, ровно минуту жена легата позволила себе наслаждаться зрелищем. Потом пошла искать слегу. Несколько березовых стволов раскрошились прямо под пальцами. А вот дубок помог. Он был неизвестно как занесен ветром на край болота, пророс, в свой черед засох, его корень сгнил в раскисшей земле. Свесив в руке мореную палку, Юния попыталась закинуть ее Гёзелле.
– Держи! – Крикнула по-лацийски, но что тут непонятного?
Гёзелла подалась к палке, но не дотянулась. Чтобы схватиться за ее конец, следовало на мгновение выпустить из рук спасительную корягу. Оказаться в пустоте. Рискнуть. Но вся отпущенная дочери вождя отвага ушла на то, чтобы перебраться со спины утопающей лошади к пню.
– Держи! – снова крикнула Юния, стараясь дотянуться до «принцессы» варваров палкой.
Не тут-то было. Страх страху рознь. Саму Юнию он всегда подталкивал к действию. А вот Гёзеллу парализовал. Она полностью отдалась ужасу смерти и не могла ни разжать пальцы, ни выпустить осклизлый ствол, ни протянуть руку.
Едва преодолевая презрение, Юния пошла к своей лошади, сняла повод с уздечки, прикрутила на конец палки и снова кинула в болото.
– Держи! – в третий раз ее голос звучал требовательно и нетерпеливо.
Варварка вцепилась сначала в повод, а потом и в слегу. Юния видела ее глаза – расширенные от ужаса, лишенные какого бы то ни было выражения, кроме животного страха. Она вряд ли узнавала соперницу. Не человек – ожившая кишка, всем естеством жаждущая продолжать существование. Любой ценой. Хоть ценой жизни своего спасителя.
Выбираясь на берег, Гёзелла чуть было не утащила Юнию в болото, и даже не заметила этого. Не по осознанной злобе, а потому что слабо соображала, что происходит вокруг.
Сама же Юния, слишком много сил потратив, пока тащила, просто распласталась на земле, и какое-то время не двигалась. Мокрая, грязная, едва дышавшая Гёзелла потрогала лежащую носком раскисшей туфли и, не получив в ответ даже желанного шевеления, сочла, что лацийка для нее бесполезна. Постояла с минуту над телом соперницы и побрела одна в сторону лагеря.
Такой человек.
⁂
Придя в себя, Юния деловито отвязала повод от слеги, свистом подозвала лошадь, которая, надо признать, довольно далеко угуляла от хозяйки, объедая зеленые листья на кустах. Пристегнула ремень к уздечке и не без усилий взобралась верхом.
Молодая женщина пустила лошадь трусцой к лагерю. По дороге нагнала Гёзеллу, спотыкавшуюся о подол своего мокрого платья. Помычала, мол, садись. На обычные слова не было сил. Варварка попыталась отогнать ее, взмахнула обеими руками, и от усилия не устояла на ногах, села на землю. Пришлось ждать, пока она, сердито бормоча, встанет сначала на четвереньки, а уж потом выпрямится.
– Садись, – снова бросила Юния и протянула Гёзелле руку.
Та вцепилась, и, ощутив ее холодные пальцы, жена легата поняла, что спасенная хотела бы рвануть ее за ладонь, сбросить с лошади и уехать самой. Только сил не хватает.
Гёзелла взгромоздилась сзади нее на круп, и всю дорогу Юния ощущала, как сильно ее ненавидят, – прямо через ткань плаща и туники. Варварка что-то бухтела себе под нос на своем дикарском наречии. Наверное, ее проклинала. Юния не понимала слов, зато очень хорошо чувствовала состояние соперницы – злобу и унижение.
– Тебе, дочка, нужно учиться все это от себя отсекать, – сказал проконсул, глядя на красную от гнева Гёзеллу, которую Юния сбросила у его палатки.
Хотела поехать к шатрам вендов, где в окружении соплеменников обитала дочь вождя. Но мелкое самолюбие взяло верх. Не век же ей быть великодушной! Супруга легата направила лошадь через весь лагерь, пусть легионеры полюбуются на женщину, которая возомнила себя «женой» командующего. А потом повернула к палатке проконсула. Пусть и он увидит. Стыдно ему не будет, но повод для презрения есть.
Юния давно заметила, что у них с Мартеллом одни и те же реакции на происходящее.
Авлу взгляда было достаточно, чтобы понять, что за буря клокочет в душе у каждой из участниц немой сцены. Но если Юнии он сочувствовал, то Гёзеллу к себе не подпускал и не хотел бы подпускать.
– Ты слишком много чувствуешь от других людей, – сказал он супруге легата. – Это мешает тебе сосредоточиться на себе самой, понять, чего именно хочешь ты.
«Уж, явно не тебя!» – фыркнула в душе Юния, соврав себе. Хотела, даже в этот момент, зная все, хотела. И он, видя происходящее на сто локтей под землю, чувствовал это. Но не мог увериться.
Гёзелла смотрела на них обоих, видела, что ее присутствия не замечают, потому что поглощены только друг другом, и исходила молчаливой яростью.
У нее в ножнах на поясе висел короткий женский меч, вернее, длинный нож без поперечины на гарде. Она вытащила его, шагнула за спину соперницы и всадила – думала, что по самую рукоятку. Не судьба. Сил так мало, что даже смятая ткань плаща стала преградой. Оружие только поцарапало кожу, рассекло ее. Правда, глубоко. Но вовсе не смертельно.
