⁂
Для меня всё началось не так давно.
Изучение и освоение космоса, поиск других, рас, тех, которые могли оказаться не умнее самых первых представителей человечества и не умели использовать ничего сложнее палки и камня, и тех, кто мог оказаться куда более развитым, чем мы, набирали обороты. Люди переселялись всё дальше и дальше от больших планет, и то там, то сям основывали свои колонии.
Специально собранные исследовательские группы отправлялись со всех точек в разные концы Вселенной, чтобы найти ещё больше пригодных для проживания мест и, конечно же, обнаружить новые формы жизни. Чем дальше продвигалось человечество, тем больше приходилось работать инженерам, и тем чаще внедрялись новые технологии. Одна из них позволила помещать в системы космического корабля искусственный интеллект или, как его тотчас же стали называть экипажи, душу.
Уже очень давно люди научились оцифровывать сознания и хранить их на специальных носителях до лучших времён. Благодаря этому все стали, в принципе, бессмертными. В сознаниях можно было что-то поправить, что-то добавить, от чего-то избавиться, а то и переиначить его полностью. У каждого сознания имелась своя ценность и свой путь. Раньше каждый вносил деньги и таким образом вставал в очередь на переселение, но после того, как это стало привычной операцией, было пережито несколько междоусобиц, и часть данных навсегда затерялась, население приняло единогласное решение, что отныне главное – не финансовое благополучие человека, а его качества и способности. Тогда-то всё и изменилось.
С тех пор моё сознание стало одним из самых неликвидных. Я не был выдающимся человеком. По сути, уникальными можно назвать лишь моих родителей, которые даже после моей совершенно глупой смерти – я не помню, какой именно, эту информацию мне стёрли, но я знаю, что она была нелепа – не могли успокоиться и посчитали, что их чадо – самое лучшее. Они вывалили целое состояние, чтобы поставить меня в начало очереди, всего лишь тысяча каким-то.
Моё сознание не должно было попасть в корабль, для меня ждали подходящее тело, но новая система оценки сыграла со мной злую шутку, и меня переместили в самый конец. Если бы тогда я мог понимать и чувствовать, то я бы обиделся, что многие преступники, да, на самом деле, большинство из них, стоят выше меня. Их немного подправляли, что-то убирали, и они становились неплохими мозгами для роботов, а то и обретали прекрасную новую жизнь. У меня же достоинств, кроме состояния родителей, не было никаких – и я до сих пор так думаю, несмотря ни на что.
Пять лет назад сознание переселяли, в том числе и в космические корабли – таким образом можно было лучше управлять транспортным средством, взвалить на новенького обязанности координатора и, ко всему прочему, превратить обычный транспорт в самостоятельное оружие, способное постоять за себя и за других во время приземления на чужую и враждебно настроенную планету.
В то время, когда капитаны могли получить себе почти любое сознание из тех, что находились в нижних трёх пятых длинной очереди, капитан Зеленоглаз очень отличился – его любовные похождения с главой Комитета по Управлению, Доработке и Распределению Сознаний, столь необходимые, чтобы добыть себе наилучшего помощника, закончились крахом, когда женщина застала его с собственным секретарём. К слову, вторая возлюбленная также оказалась обижена на измену…
Стоит ли говорить, что благодаря женской мести вместо нормального помощника и верного друга капитан получил меня? Мне повезло, не то что Зеленоглазу, ведь я не помнил ничего о своём прошлом, не знал своего имени, лишь порядковый номер корабля, но благодаря отсутствию улучшений имел свой прежний характер. Отношения с командой поначалу у меня складывались не лучшим образом.
Я, мягко говоря, не очень подходил на роль координатора, да и в принципе на роль хоть кого-то, и не стеснялся громко и вслух сомневаться в своих возможностях. Несмотря на богатство моих родителей – о своей истории жизни я узнал через полгода работы с командой – они не проводили со мной достаточно времени, мне не хватало внимания, и я постоянно желал перетянуть его на себя. Я обижался, когда команда надолго уходила и не открывал им двери, с нескольких планет я даже улетал, правда, недалеко – меня насильно возвращали обратно. Я не будил команду и, напротив, всячески вредил людям, жизнь которых зависела в большей степени от меня. Мы всё никак не могли найти общий язык.
Именно в то время меня начали называть ПИИСКом, так меня прозвал навигатор Звездолоб. На самом деле его звали Эуи, но ещё в молодые годы, во время обучения, он, мечтающий покорять космические пространства и совершать открытия, набил себе на лицо татуировку в виде той галактики, в которой проживал, и его родная планета, её он отметил большой звездой, пришлась ему ровно в середину лба.
Эуи придумал для меня новое имя не просто так – оно расшифровывалось как Противный Искусственный Интеллект С Комплексами. Звучало слишком длинно, и потому меня сократили до ПИИСКа. Тогда прозвище пришлось по нраву всем, кроме меня. Я отомстил Звездолобу, да и тем, кто поддерживал его, и выбросил почти все продукты.
Это стало последней каплей, и команда решила избавиться от меня, они предлагали вернуться в колонию, отправиться в Комитет по Управлению, Доработке и Распределению Сознаний и попросить их либо исправить своего нового помощника, либо удалить его из системы. Они обсуждали моё удаление при мне же, и я чувствовал себя пустым местом. Обида охватила меня тогда, и я всё пытался испортить им отдых, но на меня совершенно не обращали внимания. Двенадцать из тринадцати человек проголосовали за то, чтобы избавиться от меня, а на мою сторону встал в тот раз только Эуи. Я не мог понять, как это возможно, ведь со Звездолобом у нас всегда складывались отношения не то, что не очень, а отвратительные – так мне казалось. Я постоянно хамил ему, всё время портил его завтрак, мешал ему направлять нас, а говорил, что во всём виноват он сам. Я вёл себя отвратительно, а он в ответ придумал мне обидное прозвище. За день до прибытия я решил расставить все по своим местам и обратился к нему, чтобы поинтересоваться, почему он не пошёл против меня. Встроенные в головы всех членов команды передатчики позволяли мне общаться с каждым из них по отдельности или со всеми сразу, и слышать их ответы. Это было прекрасное изобретение для тех, кто выполнял свои миссии дружно и заодно, это превращало людей и корабль в единый организм. В нашем же случае я получил очередной метод влияния и горланил песни, в которых не было ни рифмы, ни разнообразия слов, в самые неподходящие минуты. Особенно я любил ранние завывания.
– Почему ты не проголосовал за мою ликвидацию? – спросил я его вечером. – Ты же меня ненавидишь!
– Ненавижу? – удивился навигатор. – С чего ты это взял?
– Ты постоянно меня обзываешь! Ты угрожаешь мне подправить всё, что только можно, отключаешь мне звук и грубо шутишь. А я порчу твою жизнь в ответ. Я ненавижу тебя, а ты – ненавидишь меня. Разве это не очевидно?
– Я никогда не испытывал к тебе ненависти. Мне всегда казалось, что это у нас с тобой такая манера общения. Да, иногда ты слишком стараешься, но тем не менее…
