— О как… больно небось.
— Ты даже не представляешь как.
— Да поставь ты меня. На землю поставь! Я за помощью сбегаю. Нет, не боюсь. Да найду я куда бежать!
Мелкого с трудом, но выпихнули наверх. Над могилкой показалось лицо подпрыгнувшего паренька. Оба с надеждой смотрим на пытающегося отряхнуться малыша.
— Всё, я пошел. Скоро вернусь.
Я заволновалась. Это он за вампирами, получается, пошел? Хрен их знает, может, тут и вампиры есть. После говорящего трупа с претензиями я уже ничему не удивлюсь.
— Погодь! А чего искал-то?
Паренек обернулся, вытер рукавом нос, тут же ставший таким же грязным, как и рукав, задумался.
— Монету, — крикнули из могилы. — Ему, видите ли, нужна неразменная монета.
— А чего это?
— Мертвым в рот кладут, — пояснил малыш и вздохнул. — Ее потом трать не трать, все равно вернется. А у них серебро было… Кладбище больно богатое, с медяками не хоронили. А я так лошадку хотел…
Ошарашенно на него смотрю. Так это чего, те монеты, которые из наших зомби постоянно сыплются? Они их поднимают, суют в рот, но монеты все равно сыплются. Дыр-то много. Щеки есть не у всех. И тем более… некоторые и вовсе без головы бродят.
Залезаю здоровой рукой в мокрый слипшийся карман, с остервенением там копаюсь. Да где же это? Где?!
— Ну ладно, Арчи. Не скучай, я скоро.
— Осторожно там, мало ли, вдруг оборотни на охоту вышли.
Тут еще и оборотни есть? Я придушу мага. Он теперь смертный, его должно пронять.
— Подумаешь, я принц! Они от одного моего запаха передохнут.
Хихикаю. Это нервное. О, вот она!
— А… у меня есть монета! Неразменная!
Гордо демонстрирую погнутую почерневшую металлическую штуковину, которую один из зомбиков так и не поднял, ибо рухнул рядом и рассыпался на составляющие. Маг сказал, что срок вышел.
Малыш обернулся и, сощурившись, присмотрелся к тому, что я так бодро сжимала в руке.
— Ну что, она?!
— Гм… меня вообще-то обмануть сложно. Я магию такого рода чую… — Подходя ближе и вытягивая от любопытства шею.
Еще чуть-чуть, и смогу его схватить и уволочь к себе. Мысль мелькнула и с ужасом огляделась в пустом пространстве черепа. Ее никто не поддержал.
— Она! — радостно. — Точно, она! Я эту магию завсегда узнаю. Арчи, рычи, я монету нашел! А ты говорил, что зря идем.
Прячу монету обратно, буквально выскальзывая из хватки ребенка. Ребенок едва не ухнул следом, растерявшись оттого, что приз убрали.
— Эй, — обиженно, — отдай мою монету!
Как у детей все просто. Едва что-то увидели, и всё, это уже их собственность. Или это только у принцев так принято?
— Только в обмен на мазь, — категорически. — Пока мазь не дашь, фигушки тебе, а не монетка.
— Ага, а ты потом вылезешь и ничего не дашь! — возмущенно.
— Дам. Слово ведьмы! Только дай мазь, а?
Перед глазами, к слову, уже все плыло. Рука уже не болела, зато пульсировала вся правая половина тела. Было плохо, бросало то в жар, то в холод. Все происходящее стало казаться непрекращающимся ночным кошмаром, от которого невозможно сбежать. Хотелось проснуться дома, в своей кроватке, выпить горячего чаю и…
— Блин. Арчи!
— Не дам. Она обманет!
— Ну дай ей мазь.
— Нет.
— Ну дай-дай. — Голосом, который предвещал близкую детскую истерику.
— С ума сошел?! Это мама на крайний случай дала — а вдруг коленку поцарапаешь?
— А-а-арчи-и-и-и…
Даже меня перекосило от рева его королевского высочества. Избаловали его вампиры. Арчи небось что-то вроде слуги и телохранителя в одном флаконе. Старшие братья так младшим не потакают.
— На.
В могилу упало что-то мелкое, булькнув и мгновенно уйдя на дно. Падаю на колени, судорожно это что-то разыскивая. Лишь бы не затонула, лишь бы не затонула, лишь бы не зато… Есть. Вот она! Ой, это череп. А где баночка? О, вот!
Бросаю черепушку, открываю баночку зубами и зажимаю горлышко во рту.
Так… теперь стянуть куртку с больной руки. Блин, как больно-то… уй, елки.
Застываю, глотая слезы и стараясь не реветь.
— Монету дай, — потребовали сверху.
— Сначала проверю, действует ли мазь.
— Хм. Ну проверяй, только мы других-то и не брали.
Мне плевать. Изучаю обломки костей, грязный, сбившийся бинт и стекающую вниз кровь. Сколько у меня ее? Видать, много.
Бинт тоже сняла не сразу, но сняла. От боли перед глазами летают звездочки, стены могилы изгибаются, как в фильме ужасов. Такое ощущение, что я нашла свою могилу. Если потеряю сознание и рухну, то утону и не воскресну. В этой жиже вообще выжить сложно. Так что…
Так.
Вываливаю содержимое на рану, стараясь не обращать внимания на острое ощущение жжения в тех местах, где мазь касалась раны.
— Все вымазывай, а то не подействует, — сообщили сверху.
Устало киваю и размазываю остатки по всей руке. Она у меня уже наполовину черная. Офигенный мне переломчик маг организовал. Главный сосуд порвала, что ли?
— Ну как?
— Щиплет. — Сажусь в грязь, ибо ноги не держат.
Жжение охватило всю руку и становилось все сильнее, словно опустила ее в таз с горящими углями. Боль стала еще сильнее и обдала адским огнем. Затем, с громким чмоком, разошлись края раны, и вонючий гной хлынул оттуда наружу.
— Так и должно быть. Мертвое отомрет, живое оживет. Давай монету, пока еще жива.
— А то что?
Удивленная мордашка, свесившаяся с края могилы.
Из последних сил встаю, выбрасываю руку вверх и утягиваю принца в могилу.
Визг ребенка, крик паренька, застрявшего неподалеку, и всплеск от двух тел.
— Эй, ты чего? Пусти!
Меня укусили за руку… больную, малолетний гад. Больно, наверное, но она горит, и я временно не могу оценивать степень боли.
— Говори, что за дрянь ты мне дал. Я подыхаю?
На меня страшно смотреть. Я почти не соображаю, стараясь только не орать. Да что ж это такое! Когда ж все это закончится?!
— Да нормальную я мазь дал! Все сейчас пройдет, потерпи!
— Угу. А если сдохну — тебя никто не подсадит. Вы оба здесь и останетесь. Вода-то не убывает. Сколько в холоде можешь пробыть? А потом рассвет — и капут. От солнца умеешь прятаться?
— С чего ты взяла, что я должен бояться солнца? — с огромным интересом спросил ребенок.
