Пошла переодеваться в дом, выставив сунувшийся было следом горшок на улицу. Я все еще помню, что в прошлом — он парень, да еще и подросток. Так что не хрен подглядывать. Наглядится еще за свою жизнь.
20:34
Ура! У меня есть костер. Развела у ступеней дома. Кикиморы где-то нашли сухих веток и притащили их мне. Вытаскиваю местную зажигалку из кармана сумки: кремний и огниво. Щелкаю, высекая искры. Разгорелось только спустя час. Зато согрелась чуть-чуть, да и одежда не так уж и воняет.
Развешиваю свое шмотье вокруг костра, следя за тем, как грязные струйки воды стекают на землю и уползают обратно к болоту. Кикиморки расползлись по своим норам. Мне разрешили переночевать в доме одной, хотя и не поняли, чем он лучше норы под водою. Ну… для меня лучше — факт.
Сижу у огня — есть охота, но котелок-то посеяла. Оглядываюсь и… принимаю решение: приготовлю похлебку в горшке.
Горшок сначала ни в какую не хотел лезть в огонь, но я убедила… хорошим пинком. Сейчас вроде ничего так. Ему даже нравится. Говорит, что пузырьки закипающей воды приятно щекочут стенки. Киваю, помешивая будущую похлебку и вдыхая самый приятный аромат из всех, что я нюхала за последние дни. Ммм… еда… Так есть хочется, аж жрать охота.
21:43
Соорудив постель из огромных сетей и остатков одежды, окопалась в избушке. Рядом лежит горшок, устраиваясь поуютнее. На болоте орет выпь… или какая-то другая птица. Изредка залетают насекомые, больно жалясь и заставляя чесаться. Хорошо, сетка есть, сквозь нее далеко не каждый пролетит, мелкодырчатая больно, и кого на нее только тут ловили? Не знаю.
Глаза слипаются, нога и бок болят, кашляю так, что самой тошно. И засыпаю, наконец-то засыпаю, погружаясь в уютный сон без сновидений.
Четверник
10:32
Меня разбудили, подняли, показали взъерошенного озлобленного енота в грязной безрукавке и сообщили, что это — мой сбежавший проводник. Беру сеть и начинаю плести поводок с намордником.
Знаю я этого проводника. Умотает при первой же возможности.
11:36
Намордник надевали все вместе, кикиморы держали, я надевала. Было страшно. Он орал, что за такое проклянет всех и навсегда, что он тут какой-то могущественный дух и вообще мы перед ним ползать обязаны.
Ничего не знаю, у меня поганое настроение. Намордник затянула, ошейник застегнула. Вперед, родной. А для скорости могу еще и пинка дать.
17:43
Какой уже час идем по топи. По колено в жиже. Проводник и вовсе плывет впереди. Дышит часто, высунув розовый язык и облизывая им нос. Пасть толком открыть не может. Вот и хорошо.
19:39
Выбрались из болота. Сёма решил меня подбодрить и рассказал сказку. В его исполнении это звучало так: он всех спас, победил мировое зло и потряс основы мироздания. Киваю, отодвигая ветви от лица и крепко держа поводок с енотом.
22:34
Легли спать. Енот грызет веревки… Грызутся с трудом. Ну пусть пытается. Они вроде из лески, да и плела добротно. Это ему занятие как раз на всю ночь. Мне вот интересно, как он потом из защитного круга выберется, в который я его посадила. Невидимый, но действенный. Маг научил.
Кх-кх.
Пятерница
07:43
Визг заставил вскочить и подойти к дереву. Енот дует на обожженную лапку, сидя в центре круга. Ну-ну, объясняю, что пока к русалкам не доставит — не отпущу. Дерется, кусается… Еще и новый намордник плести. Хорошо, обрезки сети захватила.
12:43
Устала.
15:45
Достало. Всё достало. Комары эти… пьют в три раза больше, чем наши. Тоже небось манну запасают для свершения колдовства великого. Гады.
Енот как-то сник. Мне даже стало его жалко на секунду.
Вспоминаю, как он бросил меня погибать в болоте. Жалость испаряется мгновенно, еще туже затягиваю намордник. Енот явно «рад». А мне по барабану.
18:43
— Еще долго?
Взгляд черных глаз. Розовый язык облизал нос и снова скрылся в пасти.
— Я спросила — долго еще?
Отрицательно качнул головой. Показал вперед.
— Сколько? Два часа? Три? Четыре?
Идет дальше, скрипнув зубами, шагаю следом. Горшок пытается рассказать еще одну сказку. Не сейчас, у меня температура, меня бьет озноб, болит голова и жуткая слабость. Мне вот только сказок и не хватало. И ведь если рухну — эта зараза точно сбежит… Могла бы его в круг поместить, но жалко… ежели не очнусь — на редкость мучительная смерть будет у зверька. Хотя…
21:43
Озеро какое-то. Это мираж или глюки? В принципе — все равно. Попить бы.
Енот что-то требует. Показывает на озеро и на намордник.
— Отстань, — хриплю, падая на колени, пригоршнями зачерпывая холодную воду.
Ммм… вкусно. Аж зубы сводит. Так вкусно.
— Привет.
Поворачиваю голову и разглядываю красивое личико с любопытными глазками. Волосы рекой ниспадают на плечи, золотом покрывая бледную кожу.
— Русалка?
Удивление и улыбка, обнажающая острые, как у кикимор, зубки. Ну да, плотоядное ж.
— Я от некроманта Ланселота. Мне твоя слеза нужна, чтобы обменять ее на жёлудь. Дашь?
Улыбка померкла, глаза сощурились. Ну некроманта она знает — это уже хорошо.
— А сам он прийти уже не может. Гордость душшшит?
— Да, гордый некромант остался дома. Он три дня назад воскрес, теперь вот лежит весь такой загадочный. Помирает.
Удивление в ее глазах. Н-да… слышала я, что они красивы настолько, что даже ангелы спускаются вниз, дабы взглянуть в глаза их зеленые, но фэйри всё же краше.
Потом я уснула, прямо там, легла на траву и уснула, облегченно закрывая глаза.
23:32
Горшок растолкал. Сказал, что негоже дрыхнуть на холодной земле. И так вся красная. Мне указали на дом невдалеке, темный какой-то. Покорно встаю и бреду к нему. Надо так надо…
Какой маленький и ветхий. Рядом вроде речка, наверное, впадает в озеро. Из темноты вырисовывалось что-то огромное, круглое и скрипучее. Один край его был опущен в воду, а само оно крепилось к стене дома… Колесо, что ли? Мельница… вроде.
Не знаю, захожу в дом, махнув на все рукой.
Тут тихо, темно. Лавка, печка. Огонь горит. Я хрипло покликала, нет ли хозяина, но никто почему-то не откликнулся. Ну и ладно, лавка — это хорошо, печка тем более. На печке я и распласталась, постанывая от удовольствия и чувствуя, как тепло входит в тело, согревая озябшие внутренности.
