Она поворачивается ко мне, нахмурившись.
– Я даже не знаю, что… Нет… это просто… А сейчас тебе что-нибудь угрожает?
– Не думаю, – снова вру я и добавляю каплю правды: – Но ты же знаешь папу. Он умный и чересчур осторожный.
В этом ее убеждать не нужно – за последние двенадцать лет она столько раз бывала у нас дома, что знает все не хуже меня.
– А он знает, что ты сейчас здесь, что ты залезла ко мне в окно посреди ночи? – недоверчиво глядя на меня, спрашивает Эмили.
Подхожу к ней на шаг, качая головой.
– Нет, но я просто должна была с тобой увидеться. Я должна была дать тебе знать, что со мной все в порядке. Ну, и мне надо было предупредить тебя, что какое-то время не смогу с тобой связаться. – Голос слегка дрожит, и мне тяжело смотреть на нее. Могу лишь представить, как она себя чувствует – будто я предала ее. – Но ты не волнуйся. Со мной все в порядке… и с папой тоже.
Слыша собственные слова, начинаю сомневаться, правильно ли я поступила, явившись сюда. Но мне это было очень нужно – я не могла жить с мыслью, что больше не увижу ее.
Она вытирает нос.
– И твой папа думает, что те, кто убил тетю Джо, могут сделать то же самое с вами? – спрашивает она.
– Он пока не знает… Но прежде чем возвращаться, он хочет знать наверняка. Поэтому, Эм, ты не должна никому говорить, что я к тебе приходила, – ни родителям, ни кому бы то ни было еще.
Она неохотно кивает. Она все понимает, но ей это явно не нравится.
– Я люблю тебя, Эмили Джейн Бэнкс, – говорю я, и она поднимает голову.
– А вот этого не надо, Нова. Мы не прощаемся навсегда.
Я киваю, изо всех сил стараясь взять себя в руки, потому что могу думать лишь об одном: ведь это действительно прощание, самое тяжелое в моей жизни. За последние несколько недель я так часто представляла себе нашу встречу, но в воображаемом сценарии, полном объятий и слез, я не учла, как больно мне будет покидать ее, на сей раз зная, что могу не вернуться.
Раздается тихий стук в окно, и у меня душа уходит в пятки. Резко разворачиваюсь и моргаю, разглядывая очертания притаившегося на крыше человека.
– Эш? – ошарашенно спрашиваю я.
Он поднимает окно, в комнату врывается холодный декабрьский воздух.
Глаза Эмили так округлились, что, кажется, вот-вот вылезут из орбит и никогда не вернутся на место.
– А это еще кто? – Она указывает на Эша, но не сводит глаз с меня.
Открываю рот, но не успеваю сказать ни слова – Эш перебивает меня.
– Извините, что помешал вам, но нам пора, – говорит он, и я даже не знаю, ужасаться ли тому, что он проследил за мной, а я ничего не заметила, или благодарить его за то, что он объявился и прервал этот трудный разговор, пока я окончательно не потеряла самообладания в присутствии Эмили.
– Нова? – строгим голосом говорит она, уперев руку в бок и вопросительно уставившись на меня.
Эш смотрит на Эмили:
– Я позабочусь о твоей подруге. Даю слово.
– Мне не нужно твое слово, – говорит она, поворачиваясь к нему. – Мне ничего этого не нужно.
– Нам пора, – повторяет Эш, и в его голосе звучит предостережение: никто не должен застать меня здесь.
Я подхожу к своей лучшей подруге и хочу рассказать ей, как много она для меня значит и что без нее все теряет смысл, но не хочу пугать ее. Поэтому говорю лишь:
– Я скучала по тебе, Эм, – и обнимаю ее. – Я скоро вернусь. Ты даже не успеешь заметить моего отсутствия.
Она прижимается ко мне.
– Да уж, пожалуйста, – строго говорит она, снова отстраняясь, чтобы посмотреть на меня. – Если с тобой что-то случится, Нова, я тебе этого никогда не прощу. Даже унесу обиду с собой в могилу. – Она пытается выдавить улыбку, но глаза ее полны слез.
Я улыбаюсь в ответ. Мне так сдавило грудь, что едва могу дышать. Мы смотрим друг на друга в свете луны, выражая глазами все, что я не в силах выразить словами: мы нужны друг другу. Повернуться к ней спиной – самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать. Вылезая из окна, я оставляю в этом доме частицу своего сердца.
Глава девятая
Мы с Эшем быстро пробираемся по ночному городу. Он молча следует за мной дворами и переулками, даже не пытаясь обсуждать случившееся. И хотя я тоже ничего не хочу обсуждать, молчание действует на меня угнетающе. Каждый знакомый дюйм этого города лишь напоминает мне об Эмили и о той жизни, с которой я прощаюсь. Все, чего я хотела в Академии, это вернуться сюда, но теперь, когда я здесь, мне хочется закрыть глаза, забраться под одеяло и рыдать. Я кусаю губу, пытаясь физически подавить отчаяние, и быстро моргаю, чтобы избавиться от слез в уголках глаз.
Когда мы добираемся до леса, через который можно дойти до моего дома, Эш останавливается и жестко смотрит на меня. Уверена, он считает, что идти к Эмили было ужасной идеей, но ничего не говорит. И не нужно – мы оба это понимаем.
– Надо забрать то, что твой отец оставил на том дереве, – говорит он вместо упреков.
Изумление возвращает меня к действительности.
– Что… прямо сейчас?
– Сейчас, – подтверждает он. Я вижу, что он на меня злится. – Мы не можем возвращаться к тебе домой в кромешной тьме, потому что не знаем, следит ли за нами кто-нибудь. Ты даже не заметила, что я пошел за тобой.
– Все наши вещи…
– Я спрятал наши сумки на окраине леса. Осталось только забрать записку, и надо уходить. – Он не добавляет вслух: «Пока мы по твоей милости не вляпались в какие-нибудь неприятности».
– Хорошо, дай подумать… – Осматриваю лес, выбирая наилучший путь к дереву и поворачивая мамино кольцо на пальце. Если когда-то я могла пройти по этому лесу с завязанными глазами, то при слабом свете луны уж точно смогу. – У меня есть план, но последнюю часть пути нам придется пробираться по веткам, а они гораздо тоньше тех, на которых мы тренировались в Академии. Тебя это устроит?
Он кивает, и я выдыхаю. Одно дело – незаметно выбраться, чтобы увидеться с Эмили, но совсем другое – пробраться в лес, где тебя может поджидать Стратег. У меня громко стучит сердце, тело под зимним пальто покрывается потом.
Петляем по знакомому лесу, огибая заросшие кустарником и усеянные сломанными ветками участки, чтобы не издавать лишних звуков. Но в темноте, когда на земле столько листьев и обломков деревьев, невозможно пробираться бесшумно. И каждый раз, когда раздается хруст, меня будто бьет электрическим разрядом, и я все больше жалею, что поставила нас в такое положение.
Мы обходим особенно густые заросли недалеко от моего дома. Звук наших шагов становится громче. Эш касается моей руки и подносит палец к губам. Я замираю. Он осматривает лес, а у меня в висках так яростно стучит кровь, что на секунду все расплывается перед глазами. Он что-то услышал? Увидел? Страшно хочется спросить, но я молчу, понимая, что любой лишний звук может нас выдать.
