Сколоменд распорядился сначала позаботиться о живых. Да и покойных надлежало провожать к предкам достойно, а не впопыхах. Поэтому, павших воинов Сколоменд велел собрать в святилище. Сам он, сменяемый Борутой и парой старейшин, постоянно был там. Что происходило в самом святилище, Мирослава не знала. А спрашивать или заглядывать побоялась, не желая обижать ядзвинов. Только поглядывала порой на дымок, днем и ночью поднимающийся над святилищем.
Борута, отбыв в святилище свой черед, потом долго и упорно парился в бане, развлдя самый сильный жар. И Мирославу с собой не звал. Казалось, не хотел марать ее соприкосновением со смертью. Или, наоборот, боялся привлечь к ней лишнее внимание.
В день похорон жалобные песни раздавались по всему селу. Мужчины собрали прямо посреди села, между курганов, большое кострище. На самом верху установили помост, который заботливо застлали самым лучшим полотном. Полотно это собирали женщины по всему селу, как последние дары для защитников. Потом из святилища вынесли тела погибших. Каждого из них у порога встречали жены, матери или невесты и сопровождали до помоста жалобным плачем с причитаниями.
Потом женщины отступились, а обряд продолжили воины. По знаку Сколоменда Скирмут со старейшиной Слином завели на помост белого жеребца. Тот, учуяв смерть, начал вырываться и бить копытами. Однако, руки воинов оказались сильнее, а Сколоменд, несмотря на возраст, - проворнее. Один удар бронзовым мечом, и горячая конская кровь брызнула вокруг, щедро орошая погребальный помост.
Коня уложили в ногах покойных. Туда же поставили подношения – чаши с медом, дзбаны с пивом – все, что может порадовать души воинов в дальней дороге к предкам. Напоследок все это обложили соломой и, подожгли. Политые душистой сосновой смолой дрова вспыхнули мгновенно. Высокое пламя взметнулось, закрывая помост от провожающих. Над поляной снова взметнулся женский плач, перекрывая и пение Сколоменда, и треск костра.
Но вот к старейшине Сколоменду подошел
старейшина Слин – один из тех, кто держал сторону Сколоменда, когда дело касалось пущан. Более молодой голос добавился, с каждым новым воззванием к богам набирая силу. Один за другим подходили старейшины, вплетая свой голос в общий хор. Последним свой голос добавил Борута, который был пусть пока и не старейшиной, но одним из лучших воинов, к тому же, волхвом.
Постепенно хор мужских голосов заглушил женские рыдания. Или женщины, следуя древнему обычаю, притихли? Один за другим воины начали обходить костер, бросая в пламя последние подарки товарищам.
Дальше Мирослава смотреть не смогла. Запах паленого волоса и мяса перекрыл все вокруг и она, зажав рот рукой, опрометью кинулась с площади. Заскочив за ближайший амбар, Мирослава схватилась рукой за стену, чтобы не упасть. Сил думать о том, как ее уход истолкуют окружающие, не было. Их хватало только на то, чтобы отчаянно цепляться рукой за стену, под которой Мирославу выворачивало наизнанку.
Постояв немного, Мирося сделала несколько шагов в направлении дома, но тут очередным порывом ветра снова донесло запах костра, и желудок опять скрутило в болезненном спазме.
- А ты чего ж не сказала, что тяжелая? – Женщина возникла, словно из ниоткуда, ловко подхватывая Миросю под локоток. – А ну, пойдем-ка, молодица, пойдем отсюда. Нечего тебе около могилы делать. Придет еще твое время Врата открывать…
Мирослава еле переставляла ноги, то и дело останавливаясь, так как тело пыталось вытолкнуть даже ту пищу, о которой его хозяйка давно уже забыла. А нежданная помощница продолжала строго выговаривать.
- Я еще Боруте твоему жару задам! Додумался тоже, бабу в тяжести к погребальному костру потащить! Хорошо, что вовремя тебя скрутило, а то как бы беды не вышло…
- Да не знал он. – Попыталась заступиться за мужа Мирослава. – Я и сама не знала.
- О-ой, дурная молодица! – Женщина покачала головой. – Пойдем, будем тебя травками отпаивать.
- А может, я домой. Вы… - Мирослава замешкалась, пытаясь вспомнить имя женщины, но вспоминалось с трудом.
- Гривда я. - Улыбнулась женщина, качая головой. – Гривда Зуброва. Небрушка Зубрович – сынок мой старшенький. Эк тебя приложило, деточка. Ну, куда ты домой пойдешь? Твои-то все сейчас у костра. И Мина тоже там. Пойдем, пусть они ребят как полагается проводят. А мы с тобой травками побалуемся.
Речь женщины звучала, словно ручеек, и Мирославу постепенно отпускало. А, может, это просто ветер так повернул. Добротное ядзвинское подворье встретило хозяйку и гостью порядком. От былых поспешных сборов не осталось и следа.
Увидев входящих, на порог дома выскочила молодая женщина в наметке и кинулась навстречу.
- Мамо? Мирославо? Случилось чего?
Под широкой рубахой отчетливо выделялся округлый животик. Мирослава вспомнила, что эта молодица в скрытке постоянно держалась Вигры. Видно, обе были добрыми подругами. В голове немного прояснилось и Мирося вспомнила имя.
- Голда?
- О, очухалась! – Обрадовалась пани Гривда. Точно, Голда это, невестушка моя младшая. А старшенькой все нет как нет. Ходит Небрушко мой неприкаянным. Уже и Борута женился, и Небр… А мой-то Зубрович, он их обоих постарше будет. – и, уже обращаясь к невестке. – Голдонько, взвару травяного нам подай. Из того, что старая Мина для тебя собирала. Не видишь разве, совсем молодицу скрутило.
- Ой-йей! – Голда взвизгнула радостно. Порывисто схватила Миросю за руки и, пожав их, резво метнулась к дому. Видно было, что молодица старается ходить степенно, но то и дело срывается на бег.
- Вот, - свекровь кивнула ей вслед, добродушно усмехаясь. – Еще одна такая же егоза, как и ты. Все то ей надо, все-то ей интересно. Я уж ей говорила, степеннее надо быть. А она мне: «Платок одену, остепенюсь».
Там, в гостеприимном доме пани Гривды Борута и нашел вечером жену. Посвежевшая Мирослава о чем-то тихо беседовала с Голдой, разглядывая вышивку.
- Вот ты где! – В голосе Боруты явственно слышалось облегчение. – А мы тебя уже обыскались. Нетта с ног сбилась.
- Ой! – Только и смогла сказать Мирося. Тошнота отпустила, но на улицу ее пани Гривда так и не выпустила, велев сидеть пока в доме. Даже дверь прикрыла, хотя обычно погожим осенним днем оставляла ее открытой. Мирослава же, заболтавшись с Голдой, совсем забыла поглядывать на солнце.
- Вот тебе и «ой». – Борута, опомнившись, поклонился хозяйкам и присел на лавку у стены. Лучи вечернего солнца светили в окно, отбрасывая на лицо мужчины причудливые тени. И в этом неверном свете было особенно заметно, как он устал.
- Ты в бане был? – Строго спросила пани Гривда, с тревогой поглядывая на молодиц.
- Был. – Ответил Борута, на миг прикрывая глаза. – Куда ж мне после обряда без бани по селу шататься. Все были. Ребята там еще поминают, а по селу мотаюсь, жену ищу. А она, оказывается, у вас пригрелась.
- Я… - Начала было оправдываться Мирослава, но пани Гривда ее перебила, став, подбоченившись, между нею и Борутой.
