Садилось солнце. День увядал.
Дедушка не стал сразу заходить в избу, а пошёл на задний двор к грядкам. Те были уже пусты в это время года, но у самого конца огорода росла яблоня. Старик заглянул под её лысые ветви и удовлетворённо потёр ладони. Дружок крутился рядом и лез вперёд.
Дедушка возвратился к дому, радостно размахивая обмякшей заячьей тушкой.
– Попался негодник, – сказал он. – Столько он мне за лето овощей попортил, а теперь и на яблоню покусился. Уж тут-то я не выдержал. Будет у нас, значит, суп из зайчатины.
Вместе они вошли в дом.
Внутри было скромно, даже беднее, чем у Тавруя. Тот сохранил в доме скатерти да половички, все одеяла да подушки, что накопила за свои годы приютившая его бабка Любица. У Дедушки в избе не наблюдалось никаких богатств и уюта тоже не было. Зато сильно пахло звериной шерстью, травами и сушёными грибами.
Дружок обошёл Дару кругом, размышляя, можно ли было пустить её в дом. Отвлёкся, когда хозяин загремел заслонкой печи.
В избе было холодно, темно.
– Всё тепло вышло, пока за тобой бегал, – пожаловался Дедушка. – Нужно растопить и воды нагреть для готовки и мытья. Не хватит нам воды на вечер. Сходи-ка, внученька, набери. Колодца у меня нет, нужно в овраг снова спуститься.
Дару словно дубинкой по голове ударили. Солнце почти село, а в овраге притаилась лесавка.
– Поторопись, – велел Дедушка, не замечая её смятения. – А то совсем стемнеет, ничего не увидишь.
Он протянул ей пустое ведро. Дара взяла его окостеневшими пальцами, оставила на полу в углу мешок со своими пожитками и вышла из дома. Осторожно она подкралась к краю оврага и заглянула вниз. В сумерках спуск показался особенно жутким. Если первые ступени ещё можно было разглядеть, то ниже кипела чернота. Дара постояла на краю, вглядываясь во тьму и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
«Чтоб Навь поглотила этого Дедушку, – зло подумала Дара, и злость обратилась на неё саму. – И что я веду себя словно деревенская девка? В конце концов, я лесная ведьма».
Осторожно она стала спускаться по гнилым ступеням, чувствуя, как каблуки сапог увязали в грязи. Все мысли заняли лишь эти ступени, и страх перед лесавкой отступил. Дара думала только о том, как не скатиться вниз и не сломать шею.
Нога поскользнулась, Дара замахала руками, пытаясь устоять. Ведро с грохотом ударилось о ствол ближайшего дерева. С трудом, но Дара удержала равновесие и стала спускаться дальше. Наконец она сошла с последней ступени и замерла на месте. Стояла непроглядная тьма. В засасывающей тишине оврага Дара различила тихое журчание. Медленно возвращался страх. Липкий, скользкий, он цеплялся за подол и пролезал под рубаху к груди, к сердцу. Во мраке за каждым деревом, за каждым кустом и камнем виделся мертвец.
Дара прислушалась. Овраг окружил словно заколдованный круг, и каждый шорох, каждый вздох разносился по нему, дробясь на тысячу звуков.
Нужно было быстрее найти ключ. Дара пошла прямо, припоминая, где пролегала тропинка. Поредели деревья, и стало светлее. За кустами скрывался знакомый камень. Девушка присела, подставила ведро под струю. От земли веяло могильным холодом. Пальцы окоченели. Если бы только вода могла течь быстрее…
Дара злилась на саму себя. Прежде она считала себя смелой, уж точно смелее сестры, а теперь дрожала что кленовый лист, и во мраке ей всё виделись то бледная кожа лесавки, то Горяй в луже из собственной рвоты и крови. И Добрава…
«Хватит. Хватит. Это в прошлом».
Она не виновата. Она не хотела. Она только пыталась спасти Горяя. Никто не научил её, как быть осторожной.
Голова вжалась в плечи. Дара старалась не оглядываться по сторонам, плотнее закуталась в кафтан, поправила меховой воротник, щекотавший щёки, и вздохнула спокойнее. Никто не тронет её. Никто не обидит.
И в овраге никого не было, только она одна.
На плечо легла чужая рука. Тело одеревенело, когда чужое дыхание коснулось щеки.
– Вернис-сь к князю. Вер-рнис-сь, – голос сорвался на звериный рык. – Это пр-риказ-с-с…
Когтистая рука впилась в плечо, разорвала плотную ткань.
Отрезвлённая болью, Дара сбросила руку, вскочила на ноги и обернулась к лесной твари лицом. Земля под ними задрожала, заплясала. Ярость в крови лесной ведьмы вспыхнула огнём, и вдруг лесавку отбросило назад.
Та припала к земле, точно зверь. Трупная бледнота сияла во тьме словно снег. Чёрные глаза горели от голода. Лесавка вскинула голову, посмотрела хищно снизу вверх.
– Кто тебя послал?! – прокричала Дара. Она не ждала, что лесавка ответит, она не ждала ничего от навьего духа, но он неожиданно признал её силу.
Лесавка отползла чуть назад, виляя голым задом, касаясь грудью земли и склоняя голову в поклоне.
– Лес-сная ведьма, – с неожиданным почтением прошипела она. – Вернис-сь к князю…
– Кто велел тебе это сказать? Отвечай!
Лесавка подняла на неё взгляд, уродливые перепачканные губы задрожали, светлые волосы колтунами свисли на лицо.
– Х-хозяин, – выговорила лесавка. – Ему нуж-жна плоть, кр-ровь…
– Чья кровь?
Лицо лесавки сделалось несчастным. Каждое слово давалось ей с трудом.
– Вер-р-рнись к…
– Князю? – закончила за неё Дара. – Хозяину нужна кровь князя?
Она заметила почтение, страх перед собой и больше не могла бояться. Теперь она наступала.
Лесавка затрясла головой, уткнулась лбом в землю и зарылась пальцами с поломанными ногтями в грязь. Дара разозлилась на глупое существо, наклонилась над ней и закричала почти в самое ухо:
– Говори, чья кровь нужна лешему?!
От лесавки смердело гнилью и смертью.
– Говори!
– Да-а-а, – протянула лесавка, не поднимая головы. – Княз-с-я-я…
Дара выпрямилась, схватила ведро за ручку и прошла мимо нечистого духа, стараясь на него не смотреть. Теперь она знала, что лесавка ей не страшна. Если и кинется, если и вцепится жёлтыми зубами в шею, то Дара одолеет её.
Тело пробрал мороз, ударил жар. На лбу выступил пот. Дара поднималась по ступеням из оврага быстро, не размышляя, не медля.
Зачем лешему понадобился князь? Почему сам не забрал его, когда мог? Вопросов стало только больше.
Но после многих седмиц наконец Дара поняла, отчего прогнал её лес. Леший желал, чтобы она пошла с Вячко, чтобы заслужила его доверие. Только ли для того, чтобы проверить её верность? Дара и представить не могла, как можно принести человека в жертву. Она и думать об этом не желала. Достаточно крови пролилось по её вине. Она отдала себя Хозяину, как он того требовал, убивать она не обещала.
Но что сделает с Дариной леший, если она ослушается? Что сделает он с её семьёй?
