– Скажи отцу, что мы завтра зерно привезём с утра, – предупредила Дару Мила. – Мука нужна, а то я совсем забегалась, забылась. Тут смотрю, а муки дома и нет почти. Вручную-то столько не перемолоть.
Не замолкая ни на мгновение, она утащила своего мужа обратно к ярмарочной площади, а Дара посмотрела им вслед и решила, что нужно было скорее найти сестру и уходить из деревни.
* * *
Бредя по дороге от Мирной к Заречью, Милош хмурился, а Ежи, которому он по глупости своей рассказал о дочке мельника, не прекращал улыбаться.
– Ну ты даёшь.
– Что такого?
– Тебе дала от ворот поворот какая-то кметка.
– В том-то и дело, что кметка. Я расслабился, думал, они все недалёкие.
– Но эта-то ведьма, – напомнил Ежи.
– Ведьма, – задумчиво согласился Милош.
С самой Хмельной ночи он не встречал других чародеев, кроме Стжежимира, но стоило пересечь рдзенскую границу, как сначала он столкнулся с фарадалами, а после с деревенской ведьмой. Милош знал, что в Ратиславии колдунов не преследовали, пусть на словах князь Мстислав клялся и божился, что запретил чародейство во всех своих землях. И всё же встретить людей, подобных себе, носивших ту же силу, что и он, было сродни чуду. Кто мог представить, что тогда ждало его в Великом лесу? Кто ещё из волхвов и чародеев остался в ратиславских княжествах?
– Какова она хоть? – полюбопытствовал Ежи.
Милош не сразу сообразил, что речь шла о Даре.
Впервые он увидел её случайно. Обернулся соколом, облетел округу, изучая земли возле Великого леса, и вдруг заметил острым птичьим взором золотой огонь на берегу извилистой речки.
Там купались две девушки. Беззаботные, молодые, нагие. У одной из них в груди пылало колдовское пламя. Милош смотрел на неё как зачарованный и не мог поверить увиденному. Чародейка, настоящая чародейка. Как он. И жила она на самом краю Великого леса. Большей удачи и представить было невозможно.
Узнать имя ведьмы оказалось легко. Недалеко от берега стояла мельница, у её хозяина было всего две дочери, старшую из них – чернобровую, неприветливую – звали Дарина.
– Она неплоха, – задумчиво произнёс Милош, а потом добавил: – Встречал и получше. А эта больно злобная.
– Наверное, испугалась, что тебя Охотники заслали.
– Она поняла, что я чародей.
– Говорят, Охотники раньше нанимали чародеев, чтобы те втирались в доверие к другим и выманивали их прямо в лапы к Охотникам.
Милош задумался над его словами и, не заметив камень на дороге, споткнулся. Левая нога отозвалась пронзительной болью, и он прорычал сквозь плотно стиснутые зубы:
– Ку-урва!
Нога задёргалась от судороги, и Милош не удержался, упал на дорогу. Ежи присел рядом, весь побледнев от беспокойства и собственной беспомощности.
– Очень больно?
– Нет, твою мать, Ежи! – вспылил Милош. – Не больно!
Друг насупился от обиды, но смолчал.
Боль в ноге постепенно затихала.
У Милоша получилось замедлить проклятие. Он взял силы у реки, после у курицы, которую купил на торговой площади, но этого всё равно было недостаточно. Проклятие не исчезло, не ослабло, только замедлилось. Милош никогда не видел подобных чар, он не знал, как их снять. Но в Великом лесу обязательно должно было быть что-то сильнее фарадальского колдовства.
Только пройти через Великий лес вряд ли было легко. Навьи духи и дикие звери опасны даже для опытного путешественника, что стоило говорить о городском целителе и его слуге? Нужен был проводник. И Милошу с трудом верилось, что деревенская ведьма не могла договориться с лешим, чтобы тот провёл потайными тропами прямо к жилищу лесной ведьмы.
Селяне рассказали про Дару всё.
– Ещё у неё есть сестра, – задумчиво припомнил Милош.
– Хорошенькая?
– Тебя что-нибудь ещё кроме этого интересует?
Ежи смутился, забубнил что-то себе под нос. Милош хмыкнул.
– Хорошенькая, – подтвердил он. – Думаю, стоит и с ней познакомиться.
* * *
Сумрак опустился на Заречье. Задорно запели девушки в деревне. Дара слушала их краем уха, а сама вглядывалась в тёмный берег реки. Она сидела на мостике, где бабы обычно полоскали бельё, правую ногу опустила в воду, будто испытывая собственную смелость – утащит на дно водяной или нет. Она знала, что нет, но страх всё равно приятно щекотал душу.
С того места, где сидела Дара, было хорошо видно покосившиеся чёрные остатки старой мельницы. Старожилы говорили, что сгорела она не просто так. Будто влюбился мельник в русалку, помутила она его разум, и однажды, совсем потеряв голову, несчастный поджёг собственную мельницу и сгорел в ней заживо. Другие рассказывали, что русалка утянула его на дно. Дара не знала, что из этого правда, но не раз видела бледную прехорошенькую девушку в ветхом, покрытом тиной платье. Лунными ночами выходила русалка на берег недалеко от обрушенного моста и тихо пела, а о чём именно, было не разобрать. Голос русалки звенел совсем как воды Звени и звучал отдалённо и неясно, даже если Даре удавалось подобраться к ней совсем близко. Русалка и сама порой с любопытством разглядывала дочку мельника, но никогда не приближалась. Утопленницами становились погубленные несчастливой любовью девы, поэтому они были милосердны к тем, кто сам никогда не любил и кто от любви страдал.
Но в ту ночь молодой месяц висел на тёмном небосклоне, и русалка скрывалась в водах реки.
– Пришла, – раздалось из-за деревьев.
Дара обернулась и увидела невысокую мужскую фигуру.
– Я же обещала.
Богдан подошёл, присел рядом. Закатанные по колени порты открывали грязные от пыльной дороги ноги. Он опустил их в воду, чуть придвигаясь к Даре. Ссутулившись, положил руки на колени и уставился куда-то перед собой. Его короткие волосы были взъерошены, широкий лоб морщился. Всем своим видом Богдан напоминал медведя, был такой же медлительный, неповоротливый, мощный.
Прошлым летом, когда минула Купала, Дара впервые почувствовала на себе его тяжёлый взгляд, и что-то затрепетало, заволновалось в её душе. Стоило парню оказаться рядом, взглянуть ненароком, и она чувствовала его присутствие всем своим естеством. Богдан был неразговорчив, часто хмур, но Даре это даже нравилось. Он не смотрел на неё с опаской, как другие.
Дара тянулась к нему так же сильно, как старалась избегать. Может, потому что все считали её ведьмой. Хороший парень не мог позвать её в жёны.
Осенью по деревне разлетелись слухи, будто Богдан собрался жениться на Зосе из Мирной, и Дара почти обрадовалась, что он пропадёт из её жизни. Но прошла зима, минула весна, а Богдан всё ходил холостым. Он теперь редко искал встреч с Дарой, а когда им изредка случалось остаться наедине, то они долго сидели рядом и просто молчали.
