Злости её хватит на убийство, на заклятие, на побег. Но надолго ли? Как быстро настигнет её Тавруй, когда Дара ослабеет?
Дружинник сделал ещё шаг. Тавруй со спины прижался к Даре, она почувствовала его дыхание на затылке. Как бы она ни поступила теперь, кто-то умрёт. И вернее всего, это будет она.
Прокатился рык по лесу. Зверь выпрыгнул из зарослей, прежде чем рыжий дружинник занёс меч для удара. Дара пригнулась и бросилась в сторону. Медведь сбил мужчину с ног, одним ударом лапы отбросил в сторону, сомкнул пасть вокруг ноги, оторвал её и отбросил в сторону, брызжа слюной и кровью.
Дара проползла по земле, вырвалась из густых зарослей. Вскочила на ноги и кинулась вперёд, не разбирая дороги. Позади кричали, умирали, убивали, а впереди меж деревьев брезжил просвет. Она бежала, по спине бил узелок с пожитками, в ушах стоял невыносимый крик.
Она вырвалась из леса и резко остановилась, чуть не скатившись с крутого обрыва. Дара оказалась на берегу реки, и в стороне виднелся мост. Там, где по краю леса пролегала дорога, находился её единственный путь на другой берег. И там же могли её встретить люди княжича, коли боги позволили им выжить.
Выбора не оставалось, и Дара побежала в противоположную сторону. Когда мост скрылся за поворотом, она наконец спустилась к воде. Дыхание сбилось. Ноги подкашивались. Она рухнула на землю без сил, уткнулась лбом в холодный песок, загребая его пальцами.
«Я погубила княжича, – подумала она с ужасом. – Как леший и желал».
Дара боялась Вячеслава, но смерти… нет, смерти не желала. Он не заслужил подобной участи, как и она не заслужила его ненависти и мести.
«Иль заслужила?»
Она перевернулась на спину, чувствуя, как неудобно подпирал мешок, присела. Быстро тело пробрал колючий холод. Лихорадка погони отступила. Остался только страх. Даре всё слышался топот копыт и скрежет стали. Руку саднило там, где поцеловало кожу лезвие.
С трудом развязав мешок, она достала кусок зачерствевшего хлеба, с жадностью принялась его грызть. У неё не осталось ничего, кроме этого куска хлеба, и не осталось больше сил идти.
В стороне с другого берега из-за деревьев поднимался дымок. Дара заставила себя встать. Шатаясь, побрела вдоль реки, вглядываясь в покрытый редкими деревьями берег. Неужели она добралась? Дара ощутила отчаяние и невыносимую слабость. Оставаться на этом берегу было нельзя, но и перебраться через реку казалось невозможным.
«Если я поплыву, то окоченею до смерти, а даже если нет, то всё равно не смогу догрести до другого берега».
Ей едва удавалось пошевелить левой рукой, перевязанной поясом.
Прямо над её головой там, где возвышался на крутом берегу реки лес, затрещали ветви. Дара прижалась спиной к крутому склону, прислушалась. Тяжёлое дыхание достигло её ушей, а вместе с ним ноздрей коснулся острый тяжёлый запах.
Медведь негромко заворчал, заметив её. Дара облегчённо вздохнула.
– Это ты, – проговорила она. – Спасибо, Дедушка.
Она не ждала, что волхв последует за ней, не ждала, что убережёт от опасности, но была безмерно за это благодарна.
Медведь осторожно спустился по крутому берегу вниз, и под его лапами клубами взмыл в воздух песок. Неторопливо зверь приблизился к воде, наклонил голову и принялся жадно пить. Кровь стекала с его морды, окрашивая реку. Дара наблюдала с восхищением и всё желала дотронуться рукой, чтобы потрогать мех.
– Ты спас мне жизнь, я перед тобой в долгу, – улыбнулась она и прикусила себе язык. Какая же она глупая! Хуже Веси! Сама признала за собой долг перед волхвом.
Зверь лукаво сверкнул бусинками глаз и подошёл ближе.
Дара ждала, что он обернётся человеком, но Дедушка оставался в зверином своём обличье, хотя явно желал что-то сказать. Уже придумал, какую плату потребовать?
– Чего ты хочешь? – угрюмо спросила Дара.
Морда зверя оказалась совсем близко, но нельзя было ничего по ней прочесть.
– Я не понимаю…
Медведь пробурчал что-то невнятное и перевёл взгляд на соседний берег.
– Там Рдзения, верно? – догадалась Дара. – Да, я помню: найти деревню Гняздец, расколдовать Милоша…
Оборотень не издал ни звука, развернулся и молча стал подниматься по склону.
С тревогой Дара смотрела ему вслед.
Сердцем она почувствовала, что однажды волхв потребует плату, и тем больше её напугало, что теперь он уходил, ничего не попросив. Значит, цена окажется немалой. Такой, какую она пока не в силах заплатить.
Медведь забрался наверх, и, когда Дара уже собралась идти дальше, вниз скатилось что-то крошечное и серое. Старое яйцо, из которого так и не вылупился по весне птенец.
Дара выронила яйцо из рук, вскинула голову наверх, надеясь увидеть Дедушку, но он вновь скрылся в лесу.
Только одному богу мог служить медведь-оборотень. Лесному.
Яйцо серело в песке. Дара попыталась разгадать загадку, понять, что желал сказать этим Дедушка, и все догадки, что рождались в голове, пугали одна больше другой. Но нельзя было думать об этом. Стоило поспешить.
Дара пошла вверх по течению. Ей снова повезло. За поворотом у самого берега стояла причаленная лодка, а в ней сидел мужичок с подбитым глазом. Дара предложила ему одно из своих колец и показала окровавленное лезвие скренорского ножа.
– Я заплачу тебе, но убью, если попробуешь обмануть, – предупредила она.
Мужичок опасливо прикрыл плащом какие-то свои пожитки, лежавшие на дне, и, сверкая беззубой улыбкой, пригласил в лодку.
– Прошу, господица, – произнёс он, шипя на рдзенский манер. – Прошу.
Рдзения, Гняздец
Каждая ночь походила на предыдущую. После заката они вдвоём выходили на улицу и шли по дороге к Совину, чтобы поутру Ежи запирал трепыхающегося сокола в клетке и нёс обратно в дом Воронов, а после спал до заката без памяти. С последними лучами солнца он ужинал и готовился к очередной ночи.
Напрасно было запирать Милоша в доме, ибо он увечил себя, пытаясь выбраться наружу. Что в соколином обличье, что в человеческом, всегда и всем своим существом он стремился туда, где был рождён. И как бы ни желал он остановиться, сделать этого не мог.
И потому каждый вечер Милош выходил из дома Воронов на краю Гняздеца и пускался в путь по дороге к Совину. Ежи всегда шёл с ним, они ели на ходу и говорили. Правду сказать, говорил больше Ежи, а Милош внимательно слушал и шаг за шагом становился всё больше похож на себя прежнего. Поначалу и вовсе нельзя было узнать в исхудавшем бледном человеке жизнерадостного Милоша. Не только тело, но и душу измучило проклятье.
Порой к ним присоединялась Веся. Ей было страшно ходить ночью по дороге, но ради Милоша она храбрилась и выдерживала весь путь до самого рассвета. Веся брала Милоша за руку и шла рядом, смотрела с нескрываемым восхищением и преданностью.
