– Не того и не этого, – хмыкнул Милош. – Она заколдовать меня пыталась. Я слышал, что ведьмы в деревнях через слюну и кровь подчиняют себе людей, но никогда не видел.
– А раньше она пыталась так колдовать? – насторожился Ежи. – Поцелуями?
– Раньше…
Милош посмотрел на тёмный дверной проём, будто надеясь разглядеть Дарину.
– Раньше она была другой. Слабее.
Теперь он наконец-то мог узнать этот свет, это тепло, что лилось из ведьмы с мельницы. Милош испробовал его на вкус, ощутил в своей крови и ни с чем не спутал бы. Та же сила, что хранилась в фарадальском чуде, жила и в Даре.
– Ежи, – позвал он шёпотом. – Скажи, а куда ушла Дара, когда я улетел с мельницы?
Плохо он запомнил рассказ о странствиях друга, как в тумане жил Милош до этого дня.
– Её дед в Великий лес отправил, в избушку лесной ведьмы. А что?
В Великий лес.
Милош помотал головой, на сердце повис тяжёлый камень. Если и существовали где-то жестокие навьи боги, то славно они пошутили над ним. А то и вовсе Аберу-Окиа послала к нему свою коварную дочь.
Приближался рассвет. Милош научился чувствовать восход солнца и теперь не мог найти себе места. Что, если проклятие не спало? Что, если он опять станет соколом?
– Я пойду спать, – решил он и поднялся на ноги.
Ежи подскочил, намереваясь проводить, но Милош остановил его хмурым взглядом.
– Сиди. А то как тут Веся одна справится?
– Ой, ты уже уходишь? – расстроилась девушка, выглянув из мыльни. – Милош, может, ты поешь? Я вон принесла кашу, платочком её накрыла.
– Я не голоден, спасибо, – он натянул рубаху и, когда Веся отвернулась, надел порты. Были они совсем простые, из грубой и дешёвой ткани, какой Милош прежде никогда не носил, и это было едва ли не худшим из всего, что произошло с ним за последнее время.
Он вышел из бани и поспешил к дому, желая укрыться под шерстяным покрывалом и заснуть крепким сном, чтобы вовсе не думать о своих заботах. Да только недоля шла за ним по пятам.
– Милош, – позвали из темноты.
Он обернулся и разглядел белый силуэт у стены. Милош остановился, но не сказал ни слова, выжидая.
– Возьми меня с собой в Совин.
Дара вышла из тени, ступая босыми ногами по влажной земле. Она стояла почти нагая, обёрнутая лишь в длинную простыню. От разгорячённого тела поднимался пар. Милош крепко сжал зубы, посмотрел в сторону реки. Бледнело небо на востоке.
Он напрягся всем телом, ожидая, что вот-вот начнут ломаться кости и руки вновь обернутся крыльями.
– Возьми меня с собой в Совин, – повторила Дара.
Он засмеялся рвано, не веря собственным ушам.
– Тебе хватает наглости просить меня о чём-то?
– Ты хотел, чтобы я проводила тебя к избушке лесной ведьмы, когда соблазнял мою сестру, – она не сердилась, говорила ровно и уверенно. – Я отказала и о том теперь жалею. И я жалею о том, что сделала. Теперь я знаю, что значит быть проклятой.
– Ты?
– Да, Милош, знаю. Можешь не верить в это, как можешь не верить и в то, что я сожалею о содеянном, но прошлого не вернуть. Не это важно, а другое…
Она замолчала, собираясь с мыслями. Милош знал заранее, что она скажет. Он чувствовал это сердцем, душой, кровью, всей своей сутью. Но вслух произнести не смел.
– Ты хотел побывать в избушке лесной ведьмы. Так вот… теперь я лесная ведьма и готова пойти с тобой в Совин.
Милош молчал некоторое время.
– А что ты хочешь взамен?
Он ждал, что Дара потребует золота, клятв, чего угодно. Только ошибся.
– Защиты.
Из-за туч за рекой выглянуло бледное солнце. Милош остался человеком.
Часть вторая
Пёрышко Ворона
Глава 24
Рдзения, Гняздец
Месяц жовтень
Дара громко вдохнула через рот, ей не хватало воздуха.
– А нефего фкакать голой по улице перед хлопфами, – пробурчала старушка Здислава.
Веся поставила перед сестрой кружку с горячим отваром, Дара принюхалась, но ничего не почувствовала, нос был заложен.
– Пей, пей, – подбодрила Веся. – Это бабушка Здислава сделала.
Слова сестры только больше заставили Дару сомневаться. Старуха невзлюбила её с первого взгляда и упрекала по любому поводу. Здислава жила вместе с Воронами, но в отличие от них целыми днями сидела без всякого дела за столом и бормотала что-то себе под нос.
Старший из оборотней Драган, напротив, редко приходил. При первой встрече он не скрывал своего любопытства и долго рассматривал Дару как диковинную зверюшку.
– Ты не такая, – произнёс он, щурясь. – Слишком яркая.
Дара промолчала, но присмотрелась к оборотню внимательнее. В нём тоже горел колдовской огонь, но пламя было слабым и холодным, от него разлетался чёрный пепел. Ей хотелось спросить Милоша, что это значило, но тот почти не разговаривал с Дарой. Никто в Гняздеце не был рад видеть её, даже родная сестра, та была слишком занята Милошем, слишком обеспокоена его здоровьем.
Дружелюбнее всех оказалась Чернава. Она держалась чуть в стороне, но всегда улыбалась и единственная находила для Дары доброе слово.
Все ждали вестей от учителя Милоша. Могли ли они вернуться в Совин? Позволил ли целитель взять с собой Дару? Она даже не знала, попросил ли об этом Милош, а он ничего не ответил на её просьбу, ничего не пообещал. Кажется, ему нравилось издеваться над ней.
Под конец первого дня в Гняздеце Дара почувствовала, что заболела. Почти целые сутки она пролежала на узкой лавке, завернувшись в шерстяное одеяло и дрожа от холода. На сундуке положили спать Ежи. Конечно, он не сам уступил, его заставила Веся.
Дара слушала чужие разговоры, но не понимала и половины. Её трясло от озноба, и только отвары сестры помогали согреться на время.
А погода стремительно портилась.
– Зима наступила слишком рано, – озабоченно произнёс Драган поутру.
– Так хорофо, – прошепелявила довольно Здислава. – Пора нафей госпофи.
Два дня подряд шёл снег, два дня дул пронизывающий ветер, и отправляться в дорогу было глупо. Одинокие путники могли теперь легко потеряться, а то и вовсе замёрзнуть в дороге, и потому все ждали, пока наладится погода. А вместе с Милошем и Ежи ждала и Веся. Она твёрдо решила пойти в Совин. Ждала и Дара, да только сама не знала чего. Милош посмеялся над просьбой взять её с собой, а умолять она не умела. В мешке Дара хранила соколиное перо. Чародей и сам не ведал, что до сих пор находился в её власти.
Желал ли Милош ещё когда-нибудь обернуться соколом? Дара поглядывала на него украдкой, любуясь ямочками на щеках, когда он редко улыбался, и размышляла о том, изменило ли проклятие его и если да, то насколько.
