Сквозь исчерченную алым кожу прорезались чёрные перья.
Милош не мог отвести глаз. Виски его сжало, горло сдавило невидимой рукой. Тьма рождалась посреди поляны и стремительно разлеталась по округе. Она не давала дышать. Холодом и смертью несло от пылающих костров, и во тьме, что клубилась за спиной Здиславы, Милошу чудились белые ликующие глаза.
Если золотые нити заклятий являли собой жизнь, то Вороны творили смерть.
И смерть прорывалась чёрными перьями через кожу Дары. Она вырывалась из её клюва, дрожала на кончиках крыльев.
Первое обращение Милоша было иным. На развалинах Совиной башни у старого озера Стжежимир читал заклятия, и ветер ласково шептал в макушках деревьев. Той ночью, когда Милош впервые стал соколом, он попробовал солнце на вкус и жизнь во всей её сладости.
На поляне в лесу царила смерть. И Дара кричала так пронзительно, что кровь стыла в жилах.
Милош зарылся пальцами в снег и хрипло задышал. Он попытался ухватиться за саму землю, лишь бы не сорваться с места, не кинуться прочь из укрытия на помощь Даре.
Она бы этого для него не сделала.
По спине пробежал холодок.
Звуки померкли, потонули в густой тени, расползавшейся по лесу.
Белая рука коснулась шеи Милоша, провела по щеке. Он перестал дышать, почувствовав тяжёлый взгляд сияющих глаз. Огонь в крови запылал ярче, и свет сорвался искрами с пальцев, очертил вокруг него яркий круг.
Тьма отступила. Сквозь оглушающую тишину прорезался плач Дары и вдруг сломался, обратившись в злое карканье.
Четыре ворона взмахнули крылами и взлетели в ночное небо к холодным звёздам. С земли их жаром манили костры, но птицы сделали круг над поляной и скрылись в темноте над лесом.
Милош подскочил с земли. Он кинулся прочь от капища. Утопая в снегу, задыхаясь, он побежал со всех ног. Он не остановился ни разу, пока не добрался до самого порога дома, ворвался внутрь и рухнул без сил на лавку.
Ежи подскочил к нему, дрожа от волнения. Веся присела на печи, сонно оглядываясь по сторонам.
– Что случилось? – воскликнула она. – Милош, ты куда-то ходил?
– По нужде я ходил, спи, – сердито пробурчал Милош, и Веся, засмущавшись, легла и отвернулась к стене. Спросонья она не заметила отсутствия сестры и Воронов.
Ежи подёргал Милоша за рукав, но тот, приложил палец к губам, прошептал беззвучно:
– Потом.
Друг кивнул, оглядываясь на притихшую Весю. Оба они понимающе переглянулись. Девчонка наверняка не думала засыпать и надеялась подслушать разговор. Ежи вздохнул и вернулся на свой сундук, он ещё долго ворочался, пытаясь лечь поудобнее, да только непросто это было сделать с его ростом.
Милош тоже не мог заснуть. Он перевернулся на спину, уставился в тёмный потолок и думал, думал.
Глупая девчонка. Понимала ли она, во что ввязалась? Неужели не испугалась тьмы, просочившейся ей под кожу? Неужели не почувствовала опасности? Глупая, глупая безрассудная девчонка.
Зачем Милош переживал о ней?
Нужно было уходить рано утром. Одеться потеплее, взять еды так, чтобы хватило на ближайшие два дня, и отправиться в путь, как только рассветёт. Осталось только дождаться Дару.
Глупая девчонка. Милош только хотел пошутить, потешиться над ней, хоть немного отомстить за свои страдания, а она уже бросилась за помощью к служителям Морены.
От злости и бессилия он не мог найти покоя. А когда наконец заснул, сон оказался тревожным и тяжёлым.
Ещё было темно, когда его растолкала Веся. Она что-то шептала взволнованно, тревожно, но сквозь липкую дрёму Милош разобрал не сразу:
– Охотники! Охотники в деревне.
Глава 28
Рдзения
Месяц жовтень
Дара не сразу смогла подняться. Её крутило, разрывало на части. В груди пылал пожар. Она вновь обращается? А если нет, то откуда боль, откуда жжение в крови? Голову охватил мороз, а сердце – пламя, им не было вместе покоя.
– Что с ней? – послышался рядом голос.
– Морене не прифтало делить фмертную ф другими богами. Дефочонка должна отресься.
– Не глупи, Здислава, – прохрипел мужчина. – Как можно отречься от лесного Хозяина?
– А так же, как твоя жонка отреклась от Морены.
– Помолчи!
Чернава помогла Даре подняться, но ту шатало, и слабые ноги едва держали.
– Драган, не стой столбом! – разозлилась Чернава. – Подай одежду. Не видишь, она замерзает?
На Дару надели овечий тулуп, голову покрыли платком. Щёк коснулись тёплые ласковые руки.
– Дарина, ты слышишь меня? Не дай силе тебя поглотить. Ты её хозяйка, а не она твоя.
Голос доносился словно издалека. Взмахами чёрных крыльев мелькали перед глазами воспоминания о долгой ночи, об алой крови на белом снегу, о бесконечном небе и тёмном лесе далеко внизу. Сколько воли, сколько силы изведала в эту ночь Дара! Как никогда в жизни она была свободна и… связана. Словно чёрные путы обмотали тонкие руки и потянули, потянули обратно к капищу.
В этом лесу не было яркого солнца, горящего под самой землёй. Не было внимательного взгляда огненных глаз, не было ни лесавок, ни Ауки. Другая хозяйка царила на поляне и по всей округе. Этой госпоже было чуждо тепло, разлившееся в крови Дары.
Снегом и тенями закружила ночь. Дара вскинула голову. Глаза её по-прежнему не видели, но даже в кромешной слепой тьме она почуяла высокую женщину на краю капища. Белая, точно сотканная из пурги и теней. Прекрасная и ужасающая. Серебряным серпом она разрывала снег и срезала алые маки с могил колдунов.
– Золото поглотит тьма, – обеспокоенно проговорил Драган.
Дара заморгала, затёрла глаза кулаками. Землю покрывал снег, и только жухлая трава проглядывала из-под него там, где от жара костров показалась земля. Никого, кроме Воронов, на поляне не было. Маки давно отцвели.
– Не сможет. Сила Дарины иная, чем у нас. Её искупали в источнике при рождении.
– Откуда ты знаешь?
Скрутило от резкой боли. Дара упала на колени, ладони обжёг снег. Она набрала его, приложила к лицу, и наконец её взгляд прояснился.
Чернава сидела напротив.
– Дарина? – позвала она встревоженно.
Дара прокашлялась, поправила под платком спутанные волосы, нащупав пальцами вплетённое в них вороново перо.
– Я в порядке, – хрипло проговорила она.
Драган и Здислава сидели у одного из разведённых костров. Дара закуталась в тулуп, вместе с Чернавой подошла к ним, присела у огня на корточки, вытянула руки, пытаясь согреться. На губах ощущался вкус крови. Ею были перемазаны лицо, шея и грудь. Не сразу получилось вспомнить, чья это кровь.
