– В Совине их всех истребили.
Улыбка потухла. Молча без тени стеснения Дара разглядывала Милоша. Её бледное лицо оставалось непроницаемым, чёрные омуты глаз пугали глубиной.
– Зачем ты пришёл к нам?
– Мне нужно в Великий лес.
– Так скатертью тебе дорога. Но зачем ты пришёл к нам?
Резкие слова разрушили очарование ночи.
Милош устало вздохнул:
– Ты не можешь быть хоть чуточку милой, как твоя сестра?
Дара скривила губы, отвернулась.
– Она чудесна, тебе стоит брать с неё пример.
– Держись от Веси подальше, – рубаха сползла с её плеча, но Дара не попыталась поправить её, и Милош придвинулся ближе. Их ноги по-прежнему касались друг друга. Сквозь тонкую ткань ощущался жар тела. Запруда под ними казалась бездонной, она звала прыгнуть в воду не меньше, чем оголённая кожа манила коснуться её губами. Он наклонился ещё ниже к девушке.
– Вот, видишь, я тебе говорю мудрые слова, а ты только грубишь.
Она дёрнула плечом, обернулась, обжигая гневным взглядом.
Милош хотел сделать что-нибудь, что ещё больше рассердит Дару, так сильно забавляла её злость. Но ему нужна была помощь, а за излишние вольности такая девица могла ещё и ударить чем-нибудь тяжёлым. Он отодвинулся немного в сторону.
– Послушай, мне очень нужно в Великий лес, но я никогда не имел дел с нечистью. Леший не пропустит меня. Я здесь чужой, но ты – совсем другое дело.
– Зачем тебе нужно к избушке лесной ведьмы? – Дара уняла свой гнев, посмотрела спокойнее.
– Меня послал туда мой учитель. Никто не знает о чародействе больше лесных ведьм, и если я смогу научиться тому, что знали они…
Милош замолчал, кусая губы. Взгляд его блуждал по тёмной запруде.
– Ты слышала о башне чародеев в Совине?
Дара неопределённо кивнула и чуть склонилась вперёд, желая лучше его слышать. Милош улыбнулся. Значит, не всё было потеряно.
– Совиную башню построили первой, ещё до того, как появился остальной город, – начал он издалека. – Там были не только башня, но и библиотеки, лаборатории, даже обсерватория – настоящий центр науки, где жили лучшие учёные и чародеи.
Дара слушала внимательно, но Милош догадался, что она не поняла и половины из произнесённых им слов.
– Я родился там. Мои родители были чародеями, но после Хмельной ночи от Совиной башни не осталось ничего, кроме чёрных развалин. Теперь на этом месте даже строить запрещено.
Некоторое время девушка молчала, и Милош не мог понять, о чём она думала. Но когда она заговорила, голос её переменился почти до неузнаваемости.
– Тебе, должно быть, очень страшно, что Охотники найдут тебя?
– Да нет, – пожал плечами Милош.
Он слишком привык скрывать чародейскую силу, привык к вездесущим людям Ордена. Привык так сильно, что однажды ему опостылело прятаться, жить в тайне и ждать, когда в дом ворвутся Охотники, бросят Горицу и Ежи в темницу, а Милоша и Стжежимира отправят на костёр. Нельзя было так жить, невозможно.
После Хмельной ночи в городе долго ещё пахло горелой плотью, страх был живым, почти осязаемым, он имел звук и запах. Милош боялся так сильно, что не мог заснуть без отваров Стжежимира и по ночам задыхался от плача. Но время шло, и однажды бояться он просто устал.
Он хотел бороться.
– Не спрашивай, зачем мне нужно в Великий лес, пожалуйста, – попросил он у Дары. – Я всё равно не смогу ответить.
– Я понимаю, – сказала она на удивление робко. – Но и я не могу тебе помочь. Мне нельзя колдовать и ходить к Великому лесу тоже.
– Почему?
– Мне нельзя.
– Почему?
– Мне нельзя, – твёрдо как непреложное правило повторила она.
Было нечто в её голосе, что заставило поверить, что на то имелись серьёзные причины. В конце концов Милош тоже не мог всё ей рассказать.
– Значит, ты никогда не колдовала?
– Нет, – Дара смотрела в сторону, на запруду.
– И никогда не видела чар?
– Нет, – тихо произнесла она, и чёрные брови чуть изогнулись. – А если честно, то всего один раз в детстве, но я почти ничего не помню. Думаю, я сама потом придумала те воспоминания, они видятся мне в дурных снах.
– Что же это были за чары?
Дара повела плечом, не ответила. Ночь кружила вокруг, отражаясь в водах запруды, отражая их двоих, сидевших слишком близко друг к другу, смотревших слишком прямо. Вдалеке звенела серебряными водами река, и Милошу послышалось тихое пение в её журчании.
– Слышишь? Как будто голос…
– Это Звеня, она всегда поёт, – пожала плечами Дара и поправила ворот рубахи.
Она рассуждала так спокойно, точно в говорливой реке не было ничего необычного. Она привыкла к духам вокруг, к заколдованной реке, что текла из Великого леса. И всё же Дара не плела заклятий. Чародейка, что никогда не творила чар. Это было сродни тому, если бы она никогда не пила сладкий мёд, никогда не танцевала у костра летней ночью, никогда не смеялась от радости.
Милош огляделся по сторонам. Он мог сотворить какую-нибудь ерунду: зажечь искру между пальцев или заставить светиться свой хрусталь. Но этого было недостаточно.
Губы его тронула лёгкая улыбка. Он взял Дару за руку, переплетая их пальцы.
– Пойдём, я покажу, – и потянул её за собой.
Они спустились с плотины к мельнице. Дара шла послушно, не задавая вопросов. И когда они завернули за угол мельницы, Милош остановился и снял рубаху.
Дара удивлённо вскинула брови.
– Я не так представляла себе чары, – ехидно сказала она, ничуть не смущаясь.
Милош засмеялся.
– Отвернись, – с усмешкой попросил он.
Дара чуть склонила голову набок. Милош был худощав и высок, но изящен. Он совсем не походил на местных парней. И даже без одежды он не стеснялся её прямого взгляда.
– Что ж, – будто нехотя согласилась она.
– Возьми, не потеряй, – прошептал у самого уха.
Она боролась с искушением посмотреть назад, когда Милош протянул через её плечо руку. Дара раскрыла ладонь, и в неё упала изумрудная серьга.
Прислушиваясь к звукам за спиной, Дара никак не могла понять, что он делал. Неужто он решил её разыграть? Она попыталась представить, что за странные чары можно было сотворить только без одежды, как вдруг нечто большое пролетело прямо над её головой. Воздух засвистел, разорванный мощными крыльями.
И над мельницей взвился сокол.
Дара обернулась. Позади никого не осталось, только одежда лежала на земле. А птица сделала круг над их двором и полетела к полям. Она взмахнула крыльями только раз, а дальше они понесли её легко как пёрышко. Сокол воскликнул пронзительно звонко, и Дара вздрогнула от осознания.
