– Ничего. Будем жить как жили, а рдзенцы больше не причинят нам вреда. Этот, – она кивнула в сторону всхлипывающего Ежи, – уйдёт прочь за своим господином. А уж Милош больше никогда нас не побеспокоит, я вам обещаю.
Мачеха молчала. Она продолжала придерживать дверь, хотя в том не было никакой необходимости. Из глубины дома доносились рыдания Весняны, но вырваться она больше не пыталась.
– И как давно ты колдуешь? – пытливо спросила Ждана.
– Впервые. – Дара присела, подняла лицо к мачехе, чтобы показать, что она не скрывала ничего, была честна всем сердцем. – Клянусь, никогда раньше я не колдовала, Создателем клянусь и Мокошью-матушкой. И больше никогда ни одного заклятия не сотворю. Вот вам святое знамение, – и она коснулась пальцами лба, рта и груди.
Барсук дрожащей рукой потянулся к кружке. Дара подскочила и услужливо протянула ему настой.
– Не будет так, Дара. Твоя мать предупредила…
– Её здесь нет, её давно уже нет!
Крик вырвался из груди со слезами. Она ни в чём не виновата, она пыталась защитить, уберечь, отвести беду прочь, а её ругали, как будто она совершила зло.
– Она не могла ничего знать ни о лесе, ни обо мне. Моя мать… да пусть Навь её заберёт, плевать, что она сказала. Вы не могли защитить Весю, никто не мог, только я.
Слова спутались со слезами и всхлипами, злостью и обидой, смешались так, что Дара сама уже не могла их разобрать.
– Фарадалы всех нас… из-за него…
Вдруг закричал петух. Ждана вздрогнула, хватаясь за сердце, вздохнула громко, протяжно и произнесла почти шёпотом:
– Лес придёт за тобой.
Дара невольно обернулась к полям, туда, где вдали чернел Великий лес. Из-за деревьев поднималось солнце, но на мгновение, на один удар сердца показалось, будто тьма выглянула из чащобы.
– Глупости, – отмахнулась Дара. – Я не нужна лешему, иначе бы он давно меня забрал.
Ждана осенила себя священным знамением.
– Ох, Создатель, огради нас ото зла.
Медленно Старый Барсук поднялся, и Дара подставила плечо, чтобы он мог опереться. Дед обнял её, заглянул в лицо.
– Ты должна пойти в лес, пока он сам не явился за тобой.
В груди похолодело.
– В лес? – губы едва пошевелились.
– Барсук, погоди девчонку губить, надо Тавруя позвать, – вступилась неожиданно мачеха, и Дара растерялась от её слов ещё больше. – Он что-нибудь придумает, запечатает опять её силу… подожди, а как ты вообще колдовать-то смогла?
Старый Барсук помотал головой.
– Это Тавруй тебя научил всему? Как рдзенца заколдовать?
Дара кивнула.
– Вот же гадёныш подлый, – процедил дед. – Значит, слушай, что Чернава мне сказала: обычно чародей входит в полную мощь к четырнадцатому лету, но Тавруй твой дар надолго спрятал. Теперь лес почувствует твою силу, он пошлёт за тобой. Хозяину ты нужна, никто другой. И раз уж ты эту силу пробудила… ох, Даринка, как же так?
Его потянуло обратно к земле, и Дара подхватила старика, помогла ему сесть снова на завалинку. Дед замолчал, уставившись перед собой. Он дышал тяжело, сморщенные сухие губы стали белее снега. Рука похолодела, и Дара вцепилась в неё со всей силы. Она снова села у его ног, не отрывая глаз от лица Барсука.
– Я не хочу в лес.
Изо всех сил она старалась не заплакать, а слёзы всё равно потекли по щекам.
– Ой, Дарка, не могу! Натворила делов, сил нет, – воскликнула Ждана и распахнула дверь в избу. – Веська, что орёшь, как нетопырь?
Мачеха скрылась в доме. Громче стало слышно, как плакала Веся.
Петух никак не мог накричаться. Выл Ежи протяжно, точно баба, похоронившая мужа. Даре хотелось заткнуть уши обеими руками, но она крепко держала ладонь деда.
– Я не хочу в лес, – повторила она еле слышно.
Бесцветные старческие глаза заблестели от слёз, мозолистой рукой Барсук погладил внучку по волосам.
– И я не хотел тебя туда отпускать. Я просил тебя, умолял держаться подальше от леса и чародейства. Сколько раз предупреждал, чтобы не водилась с духами и колдунами. А ты что натворила?
Дара плотно поджала губы.
– Я не пойду.
– Как так?
– А вот так!
Она вскочила, отпрянула в сторону.
– Как я могу верить словам моей матери? Как? Она обещала вернуться за мной, но так и не вернулась. Может, и про лешего она соврала? Наплела тебе сказок, а ты и рад поверить…
– Чернава…
– Соврала. Не знала, куда деть нагулянного ребёнка, вот и сочинила сказочку, чтобы тебя запугать. Вы ведь не хотели меня брать, но побоялись чародейке отказать? А потом, верно, стыдно было от меня избавиться? Мать нарочно пригрозила тебе лешим, чтобы ты меня на мороз не выкинул.
– Да я бы никогда! Что за дурь ты плетёшь?
– А в лес, значит, готов? Тогда бы лучше сразу бросил меня в прорубь, ещё когда я была младенцем!
Она сорвалась и кинулась в дом, тут же пожалев об этом. Внутри по-прежнему была сестра. Лицо её раскраснелось от слёз, точно свёкла. Она оторвала голову от груди матери и посмотрела опустошённо на Дару.
– Вот ты… ты…
Она облизнула губы, пальцами сжала ткань на плечах Жданы.
– Тихо, доченька, тихо, – мачеха погладила её по голове, кисточкой платка попыталась утереть слёзы.
– Чего слёзы лить? Вот увидишь, ты забудешь о Милоше уже через седмицу.
В ответ Веся стрельнула злыми глазами, и Дара попятилась назад. На миг она поверила, что сестра опять бросится на неё с кулаками.
– Я сделала это ради тебя.
Веся нахмурилась сердито и снова скуксилась, завыла громче прежнего.
– Ты всё делаешь только ради себя.
Слова ударили метко и больно. Дара считала, что привыкла к чужой ненависти, что та не могла её тронуть, но на этот раз всё было иначе. Это был не равнодушный отец, не грубая мачеха, не злые деревенские девки, это была Веся, её сестра, единственный близкий друг.
Доски заскрипели под ногами. Не находя себе места, Дара вышла из дома, остановилась, оглядела двор. Её знобило, и она обхватила себя руками, не в силах сдержать дрожь.
Утренний туман гулял по полям вдалеке, крался по берегу реки, путаясь среди камышей. Лес почти пропал из виду, будто совсем исчез, скрываясь за белой дымкой. Если бы только он и вправду исчез, если бы сгорел в страшном пожаре, если бы провалился под землю, так Дара бы вздохнула с облегчением.
Но солнце поднялось выше, пронизывая туман. Великий лес стоял там же, где стоял сотни лет до этого.
Петух замолчал, зато беспокойно запричитали куры. Дара вздохнула. Нужно было покормить птиц и корову.