Больше телепта не хотела ничего говорить, и Вячко решил, что узнал достаточно. Они со Стрелой сели на коней.
Дорога вела вверх от посада к городу. Кони пронеслись, как на крыльях, ветер ударил в лицо всадникам, растрепал кудри княжича. Столица уже пробуждалась, и люди наводняли улицы. Молодая лоточница заметила всадников.
– Эй, красавцы, купите хлеб! Горячий хлеб!
Они не остановились, и голос её утонул в щебете городских торговцев.
– Горячий хлеб!
– Кожаные поршни за три медяка! За три медяка кожаные поршни!
– Мазь от вшей! Мазь от вшей!
Кони несли их мимо чужих дворов и площадей до самого княжеского двора. Навстречу выбежали конюх с холопами.
После шумных улиц двор показался разительно тихим. Тянуло хлебом и жареным мясом из кухонной избы. Пел петух на заднем дворе, да мальчишки-холопы негромко переговаривались между собой.
Вячко спешился, обтёр пыльное лицо ладонью и вдруг улыбнулся, заметив движение в приоткрытом окне. Неосознанно он поправил рубаху и пояс, взмахнул головой, откидывая рыжие пряди со лба. Девушка в окне уже скрылась.
– Вячеслав, наконец-то! – воскликнул с крыльца Горыня.
Княжич приветственно махнул воеводе рукой и отдал поводья коня подбежавшему мальчишке-конюху. Тот не совладал с любопытством и спросил:
– Что, разбойников ловили?
– Ловили, – устало произнёс Вячко.
Юркий Стрела тут же оказался рядом и добавил:
– Ловить-то ловили, да тати пошли что тараканы.
– Рыжие? – Мальчишка склонил голову набок, видимо, припомнив историю о рыжем одноглазом разбойнике, что жил на вершине древнего дуба и метко плевался желудями прямо в темечко проезжавшим всадникам, отчего те падали замертво на землю. И у каждого разбойник вырывал левый глаз, пытаясь найти замену своему.
– Да нет, не рыжие, – хохотнул Стрела. – Убегают быстро словно тараканы. Только нас завидят и все в разные стороны, поди лови.
Вячко покачал головой:
– Да ты, смотрю, совсем не устал. Может, обратно в дозор?
Дружинник поморщился:
– Княжич, не щадишь совсем. С меня три пота сошло от усердия, после такого седмицу лежмя лежать буду.
– Ну-ну, вечером увидимся тогда.
– Вячеслав! – нетерпеливо прикрикнули с крыльца.
– Эк разбушевался, – хмыкнул Вячко. – Давай, малец, пойду. Хочешь истории послушать, так расспроси Стрелу. Он всегда горазд языком потрепать.
Горыня дожидался на крыльце. Несмотря на то что несколько седмиц он не видел племянника, радостным воевода не выглядел.
– Не докричишься тебя. Оглох? – ворчливо спросил он.
Вячко хотел ответить в шутку, укорить дядьку за холодное приветствие, но вдруг подумал, что только серьёзное дело могло сделать его столь мрачным с раннего утра.
– Что стряслось?
– Князь ждёт. Я уже хотел послать за тобой, – он всё же обнял Вячеслава, и тот вновь почувствовал себя малым ребёнком в огромных медвежьих объятиях своего дядьки. Горыня был выше и сильнее любого в дружине. Не зря говорили, что род он вёл от славного богатыря Яромира, который поборол крылатого змея, разорвав его пасть голыми руками.
В сенях было темно, слуги ещё не успели распахнуть ставни, и вдруг свет мелькнул вдалеке. Вячко пригляделся. Добрава открыла окно на другом конце длинных сеней. Солнце вырвало из сумрака её глаза, улыбку, заиграло в камнях на височных кольцах. Девушка показалась ненастоящей, словно сотканной из звёздной пыли. Княжич застыл, заглядевшись на неё.
– Пошли, – поторопил сердито Горыня, схватил Вячко за предплечье и потянул наверх по лестнице.
Они поднялись на самый верх в терем. Стены там были украшены искусной резьбой и пахло сладко деревом и смолой. В тепле, укрывшись от ветра и утренней прохлады, Вячко снова почувствовал усталость. Он зевнул широко, прикрывая рот. Дядька бросил на него мрачный взгляд.
– Ты завязывай с этой девкой, – проговорил он.
Вячеслав остановился.
– Не говори о ней так.
– Я бы говорил иначе, да тебе пора уже позабыть про молодецкие шалости. Умер посадник в Новисаде, Великий князь может отправить тебя на его место. А если прогневаешь его, тебе останется какой-нибудь Лисецк.
– И что с того?
– Жена тебе нужна хорошая, боярского роду. Если повезёт, то посватаешься к дочке ярла Ульрика.
Вячко нахмурился:
– Я сам незнатного роду, отец может разрешить мне…
– Ты княжич, – оборвал его Горыня. – А княжичи не женятся на дворовых девках. В полюбовницы берут, но не в жёны.
– Она вольная. А в услужении ходит, потому что я попросил Мирославу её взять, чтобы училась всякому…
Что бы он ни сказал, дядька бы его не услышал. Это был старый спор, и они повторяли слова, сказанные уже не раз.
– Безродная девка тебе не ровня.
– Отец же признал меня законным сыном…
Горыня оглянулся на гридней у двери в княжеские палаты.
– Другие сейчас времена, Вячеслав, – сказал он тише. – И Ратиславии нужна дружба северян. Так что лучше сейчас скажи всё Добраве, чтобы потом меньше бабьих слёз было. Она молодая, ладная, хорошего жениха себе найдёт. Ты, опять же, можешь ей в благодарность богатое приданое дать…
– Замолчи, – вырвалось раньше, чем Вячко успел подумать. – Не желаю больше слышать подобных разговоров.
Горыня только покачал головой:
– Твой отец таким же был по молодости. И где теперь твоя мать?
Распахнулась дверь в княжеский чертог, и оттуда вышел Горяй. Пока Вячко тратил время на телепту и сказки для конюших мальчишек, чародей успел посетить князя. Горяй прошёл мимо, кажется, вовсе их не заметив. От любого другого это стоило воспринимать как оскорбление, но чародей часто не видел ничего дальше собственного носа.
Гридни расступились, пропуская княжича с воеводой. Вячко зашёл первым.
Великий князь Мстислав изучал развёрнутую перед ним карту. Медленно он поднял голову, устало посмотрел на сына, и в светлых глазах промелькнуло облегчение.
– Рад видеть тебя во здравии, – произнёс он. – Да озарит Создатель твой путь.
– Да не опалит он тебя, – Вячко слегка поклонился, подошёл ближе, чтобы обнять отца.
Вячеслав был младшим из троих сыновей, и все давно привыкли к некоторой его простоте, как и смирились с неблагородной кровью. Конечно, бояре шептались, а боярские дочки считали Вячко неравным себе, но Великий князь признал байстрюка от служанки родным, назвал княжичем, и никто не посмел возразить. Империя и её законы были далеко. В Ратиславии среди густых непроходимых лесов, полноводных рек и диких зверей сохранялись пока свои порядки, и златоборский князь правил так, как того желал.
