– Принёс? – нетерпеливо спросил он и вырвал ларец из рук, хотел уже приподнять крышку.
– Осторожно! – воскликнул Ежи. – Оно очень ярко светится и шумит.
Стжежимир недовольно передёрнул плечами.
– Горица, открой погреб, помоги мне спуститься.
Мать стояла рядом, но от волнения Ежи её не сразу заметил. Горица отодвинула половик у лестницы, схватилась за кольцо деревянной крышки.
– Дай помогу, – Ежи осторожно оттеснил мать в сторону, сам открыл погреб. Вместе с матерью они помогли Стжежимиру спуститься по приставной лестнице.
– Закройте, – велел Стжежимир.
Горица забормотала слова молитвы. Рядом возникла Веся. Она держала руки у самой груди, словно боялась, что сердце выпрыгнет наружу.
– Это оно? Получилось? – прошептала она.
Ежи опустил крышку погреба, обернулся, но ничего не успел сказать. Дом наполнился голосами, и из погреба через щели между досками пролился свет. Как вспышка молнии поразила их на короткое мгновение. Быстро всё прекратилось.
– Оно, да? – проговорила Веся. – Как тогда ночью в хлеву…
– Оно, – кивнул Ежи.
Он не мог отвести глаз от Весняны. Глаза её лучились счастьем, губы дрожали, растягиваясь в улыбку. Она не смотрела на него, она не думала о нём. Ежи выкрал фарадальское чудо, Ежи принёс его в дом, но Веся всё равно не думала о нём.
– Значит, всё получится, да? Значит, мы спасём Милоша?
– Открой! – раздался скрипучий голос Стжежимира из подпола.
Ежи и Горица помогли ему выбраться наверх. Целитель сел на самом краю, устало упёрся руками в колени. Ларец лежал рядом с ним на полу. Все вокруг молчали, никто не смел заговорить со Стжежимиром, и всё в его внешнем виде – от сведённых на переносице лохматых бровей до длинного острого носа – было мрачным, напряжённым, усталым. Лицо его посерело, седые волосы упали на плечи.
– Ежи, найди повозку.
– А? Когда?
– Сейчас. На рассвете мы отправляемся к Воронам.
Рдзения, Гняздец
Повозка скрипела и тряслась на разбитой сельской дороге. Тени от деревьев тянулись за ними вслед, простирая длинные ветви. Ежи смотрел назад, на поле, исчезающее за поворотом. Дальше путь лежал через лес, и свет закатного солнца скрывали высокие липы.
Правил лошадьми Стжежимир. Он накинул на седую голову шерстяной платок, сгорбился, сидя на козлах, и думал о чём-то своём. Всю дорогу он не разговаривал и даже не оборачивался назад. Ежи и Веся тоже молчали, а если переговаривались, то только шёпотом, чтобы не рассердить целителя. В трясущейся телеге клонило в сон, и глаза слипались от усталости, но никто не решался задремать. В каждой тени на дороге мерещилась беда.
Вороны жили на самой границе, прямо на берегу реки Модры, в деревушке под названием Гняздец. Местечко это было позабыто Создателем, отрезано от мира глухим лесом и широкой рекой. Серые убогие мазанки теснились в ряд на единственной улице. Когда повозка въехала в деревню, из-за шатких плетней тайком выглядывали дети, а старики поспешили захлопнуть ставни.
– А местные знают, что здесь живут Вороны? – шёпотом спросил Ежи.
– А как не знать?
– Тогда почему не доложат Охотникам?
– Потому что боятся их больше, чем Воронов.
Ежи поёжился. Из всех мест, где он успел побывать этим летом, Гняздец казался самым унылым и невзрачным.
Веся сжала его предплечье, прижалась со спины. Ежи заволновался, в груди вспыхнула надежда, но девушка на него даже не посмотрела. Взгляд её был прикован к домам, внимательно она разглядывала каждое окно, видимо, гадая, за которым скрывался её любимый.
Повозка остановилась у крайней мазанки, такой старой и разбитой, что крыша её покосилась в сторону. Ставни на единственном окне висели на одной петле.
Веся первой спрыгнула на землю, но отойти от телеги не решилась.
– Молчите только, – предупредил Стжежимир.
Они послушно кивнули.
Стжежимир открыл хлипкую калитку, подошёл к двери, но не успел постучать, как она чуть приоткрылась, пропуская их внутрь. Целитель поправил кафтан и вошёл. Ежи с Весей переглянулись и взялись за руки.
Пахнуло сыростью и гнилью. В доме было совсем темно.
Ежи ступал осторожно, слушая, как натужно скрипели половицы под ногами. Постепенно глаза его привыкли к сумраку. На столе тускло горела лучина, отбрасывая на лица хозяев зловещие тени. Их было трое. Две женщины и мужчина. Оборотни. Чародеи. Двое стояли у стен, наблюдали, за столом сидела одутловатая старуха в серой шали. Рука Ежи будто сама собой потянулась, чтобы сделать священное знамение, но под внимательными взглядами Воронов он остался недвижим.
– Почему тут темно, как в склепе? – недовольно спросил Стжежимир.
Колдун с длинным крючковатым носом вышел чуть вперёд.
– У тебя вышло задуманное? – спросил он хриплым голосом.
Целитель достал из мешка ларец и поставил его на старый рассохшийся стол. Старуха придвинулась ближе, протянула руку, но не решилась коснуться деревянной крышки. Старческие бледные глаза загорелись в предвкушении.
Из угла раздался шорох. Ежи резко обернулся и заметил в небольшой клетушке, стоявшей на лавке, знакомую птицу. Этого сокола он бы отличил от любого другого. Он кинулся к клетке, присел, заглянул в глаза. Сокол устало отвернулся. Оперение его почти полностью выпало, лысая кожа почернела, покрылась гнилью и рубцами.
Веся выглянула из-за плеча Ежи.
– Милош, – с болью выдохнула она.
Но оборотень не откликнулся на собственное имя. С леностью он ковырял клювом кусок мяса, брошенный на дно клетки. Ежи на миг усомнился, действительно ли это был его друг.
– Зараза подбирается к его сердцу.
Ежи оглянулся на третью из Воронов. Она была немолода, но тёмные волосы ещё не полностью покрылись сединой. Смуглая, мрачная, она была одета во всё чёрное и стояла у стены, скрестив руки на груди.
– Когда проклятие заденет сердце, Милош умрёт, но пока нам удаётся задержать распространение.
– Тогда не будем медлить, – решил Стжежимир.
Он только мельком взглянул на сокола и распахнул ларец. Дом залил яркий свет, и тут же океанской волной накрыл шум тысячи голосов, слившихся воедино и уже неразделимых в общем крике.
Свет запел, закричал истошно, исступлённо и зазвенел пронзительно, ослепляя ярким огнём. Точно тысячи костров запылали в тесной хате. Золотом и медью, солнечным светом и сладким мёдом сила переливалась на стенах, опаляла жаром, Ежи закрыл уши руками. В водовороте он не сразу различил голос старухи:
– Фто это? – прошамкала она и отдёрнула руки от ларца, прижала их к груди, будто боялась обжечься.
