Месяц серпень
После заката они вышли на дорогу. Ежи задержался на пороге, забирая котомку со съестным у Веси. Он догнал Милоша, когда тот уже был на перекрёстке.
– Подожди, – воскликнул он.
– Не могу.
Тело его окрепло, и больше Милош не мог оставаться по ночам в хате Воронов. Когда не было сил даже подняться на ноги и он едва мог усидеть на лавке, то проклятие не так мучило. Но стоило почувствовать себя немного лучше, и в груди натянулись путы, потянули обратно в Совин.
Вороны хотели отправить его домой на повозке, провезти через городские ворота в мешке или в клетке, вряд ли бы сокол привлёк много внимания, но Стжежимир был против. В его дом часто приходили влиятельные люди, порой даже из Ордена Холодной Горы. Целитель опасался, что они могли заметить оборотня. Милош больше не управлял своим обращением, порой он терялся в беспамятстве и вёл себя неразумно, как дикая птица.
Но что ещё хуже, чародейский дар стал слишком велик для него. Милош впитал всю силу фарадальского чуда, и она оказалась ему неподвластна. Она бурлила под рёбрами, рвалась наружу. Она оказалась такой яркой, неукротимой, что порой брала верх над своим хозяином. Если он сердился, то огонь в печи разгорался сам собой и несколько раз из-за этого сгорал ужин. Духи в округе тянулись к нему, как ночные мотыльки к костру. Милош перестал быть хозяином над собственным телом, и однажды напугал Весю, когда глаза его засветились в вечернем сумраке.
Он не мог вернуться в столицу, проще было сразу пойти к Охотникам и во всём признаться.
Противиться проклятию Дары Милош тоже не мог, поэтому каждый вечер, обратившись человеком, он выходил на дорогу и шёл в направлении Совина. Только тогда боль в его груди чуть затихала, и он начинал мыслить здраво. Стоило остановиться, задержаться хоть на лучину, и тело сводила судорога.
Ежи каждую ночь ходил с ним. Милош рассуждал, как можно было снять заклятие, перечислял разные способы. Друг не отвечал, так как ничего в этом деле не понимал, но Милошу этого и не требовалось. Ему было важно говорить вслух, слышать свой человеческий голос, вспоминать всё, чему его научил Стжежимир. Это помогало сохранить здравый рассудок.
Летом ночи были тёплые, ласковые. Пели птицы в рощах, дорога под ногами ложилась легко, и порой получалось даже насладиться прогулкой и забыть, что шёл Милош не по своей воле.
Иногда с ними отправлялась Веся. Милош полюбил держать её за руку, это тоже помогало помнить, что он человек. В такие ночи, когда к ним присоединялась девушка, разговор становился беззаботным, а время пролетало незаметно.
С Ежи лучше получалось молчать. Он, кажется, боялся расстроить Милоша и мало говорил, а если начинал, то порой трудно было придумать, что ему ответить.
– А что, если убить Дару? – предложил он в ту ночь.
Хорошо, что Веси с ними не было.
– Что? – Милош опешил. Пусть от одного звучания её имени в глазах чернело, но от слов Ежи стало не по себе.
– В сказках колдовство спадает, если убить ведьму, которая его наложила.
– Мы не в сказке, Ежи. В жизни может только хуже стать. Есть такие чародейские плетения, которые может распутать только тот, кто их сотворил.
Но на лице у Милоша сама собой расплылась злая усмешка.
– И всё-таки если она сейчас до сих пор в Великом лесу, то, надеюсь, её сожрал медведь.
– В Великом лесу она быстрее помрёт с голоду или объевшись ядовитых грибов.
Ежи захохотал, будто шутка вышла очень смешной, и Милош тоже засмеялся. Не над шуткой, не над словами, а от отчаяния. Он смеялся так громко и долго, что позабыл, что изначально показалось таким забавным, но ему вдруг и вправду стало смешно.
Они спустились с холма и пошли по берегу Модры. Дорога вела по самому краю границы. Слева лежали рдзенские земли, справа за рекой темнела Ратиславия.
Место было открытым, далеко простирался обзор. На их удачу, ни разу за всё время им никто не повстречался. Только духи бродили по полям и порой останавливались, приветствовали Милоша и долго смотрели ему вслед. Он не различал их между собой и притворялся, что не замечал. Он не желал напугать Ежи. Друг оставался в неведении и даже не подозревал, что вокруг него бродили десятки тварей Нави.
Это было непривычно. Милош вырос в Совине, куда духам проход был закрыт. В Ратиславии он впервые столкнулся с ними, но тогда они держались в стороне. Новый дар, подаренный фарадальским чудом, притягивал духов, манил, и они, кажется, принимали чародея за одного из своих.
Ежи был богобоязнен, он молился Создателю и верил словам Пресветлых Братьев о том, что все бесы и духи – порождения зла. И это была ещё одна причина, по которой Милош притворялся рядом с ним. Друг не любил чародеев, но ради него и Стжежимира делал исключение, считал их особенными. Что бы он подумал, узнав, как переменился Милош?
Не обращать внимания на духов было несложно. Милош смотрел перед собой и не оборачивался, когда с ним пытались поздороваться длинные вытянутые тени с золотыми глазами. Только однажды он не сдержал удивления.
На берегу реки стоял медведь. Здоровый, взъерошенный. Он оставался неподвижен, издалека легко было его не заметить, но Милош увидел огонь в его глазах и споткнулся от неожиданности.
– Что такое? – Ежи проследил за его взглядом. – Это что, медведь?
Он тоже его видел.
– Оборотень.
Милош прищурился, пригляделся особым чародейским взглядом, и последние сомнения отпали. Под ликом зверя скрывался человек, внутри него горел огонь, дикий и пугающий.
Медленно Милош поднял руку в знак приветствия. Он понимал, что не сможет подойти к оборотню и заговорить. Дорога тянула вперёд.
Всё же любопытство оказалось слишком велико. Он так редко встречал других чародеев, так желал узнать их, понять. Случайной ли вышла встреча? Куда шёл оборотень, почему оставался в теле зверя?
Милошу пришлось сделать шаг, ещё один. Он опустил руку, медведь остался стоять на месте.
Ежи ещё некоторое время оборачивался назад.
– Он смотрит. Смотрит? Не видно ничего.
Чародею для того зрение не требовалось. Милош чувствовал огонёк на берегу, чувствовал взгляд золотых глаз. Медведь долго ещё стоял на берегу, безмолвно провожая путников.
Великий лес
Лето
Избушка в Великом лесу стала для Дары домом, и она не ждала уже другой жизни, пока однажды в начале осени не почувствовала зов Хозяина. К тому времени она научилась различать в завывании ветра и скрипе деревьев его голос, настроение и даже отдельные слова. Так и на этот раз она поняла: кто-то прорвался через границу.
Дара отставила в сторону корыто, в котором мыла грибы, обтёрла руки о передник. Она привстала на ступенях крыльца и только тогда заметила, как расступились деревья на краю поляны, а за ними пролегла ровная тропка.
